– Я учусь на художника.
– Что ж. Это неплохо. И как, успешно?
– Не очень.
– Отчего же?
– Мне не даются люди. У меня хорошо получаются улицы, дома, вообще пейзажи. Особенно городские. А люди – плохо.
Мне не понравилось, что Леон его так подробно расспрашивает, а он так простодушно отвечает.
– Значит, надо учиться на архитектора! – Леон поднял палец. – Только и всего. К своим дарованиям надо относиться рационально.
– Вы думаете, я не смогу стать революционером? – спросил Дофин.
Все замолчали, глядя на него.
Он повернулся и посмотрел на меня.
– Думаете, не смогу? – спросил он еще раз.
– Не знаю, – сказал я, чтобы прекратить молчание.
– И я не знаю, – неожиданно согласился со мной Леон. Он вообще-то не очень меня любил и поэтому редко вступал со мной в разговор и еще реже соглашался. Он предпочитал делать вид, что меня нет в комнате. Ограничивался общим поклоном. Но тут вдруг внимательно на меня посмотрел и повторил:
– Да, и я тоже не знаю. Больше того. Я и про себя не могу точно сказать. И про всех нас, даже про таких закаленных бойцов, как товарищ Сталин. Настоящая революция начинается после захвата власти. Захватить власть и даже удержать власть на первые три месяца – это не революция, а всего лишь переворот. Настоящая революция – это все разрушить и потом построить заново. Все государство. Всю хозяйственную жизнь. Все общество. Всю культуру. Это потребует громадных сил и громадных жертв. И вот тут все эти разговоры о слезинке ребенка… Могут оказаться смешными и жалкими.
– О чем? – переспросил Дофин. – О слезинке?
– Это Достоевский, – сказал Леон.
– Да, да, – сказал Дофин. – Да, конечно. Я читал.
Ада Шумпетер и Леонтина Ковальская захохотали.
Дофин повернулся к ним:
– А?
– Конечно, читал! – наперебой голосили они. – О, да! Как же не читать? Теодор Михаэль Достоевский, польский граф! Любимый писатель Жан-Жака Руссо! Любовник мадам де Сталь! Воспитатель детей королевы Виктории!
– Я читал Достоевского! – выкрикнул Дофин. – Зачем вы насмехаетесь? Он русский писатель! Я читал. Раскольников. Братья Карамазовы. И я помню про слезинку! «Весь построенный по науке мир не стоит слез ребенка, который сидит, наказанный, в темном карцере, бьет себя кулачками в грудь и умоляет доброго Бога». Это гениально!
Все замолчали.
– Н-да, – сказал