Георгий Дмитриевич. Как видишь, Алеша.
Алексей. Ты где револьвер взял? – я сперва подумал, что это ты моим воспользовался.
Георгий Дмитриевич. Нет, третьего дня купил.
Алексей. Так, купил. Значит, с заранее обдуманным намерением?
Георгий Дмитриевич. Значит. Как это страшно, брат, когда среди ночи одевают детей, чтобы ехать, и дети плачут. Катечка в моей шубе… э, да не все ли равно теперь, Вот тебе и жизнь моя, Алексей, вот тебе и жизнь. Какая тоска!
Алексей. Ты не сердись на меня, Горя, но… уверен ли ты, что… Конечно, если у тебя на руках факты, то… Но никак, никак не могу я себе представить, чтобы Екатерина Ивановна, Катя…
Георгий Дмитриевич. А я мог? Но факты, брат, факты!
Алексей (с недоверием). Конечно, если факты… Нет, нет, я ничего не говорю, я только удивляюсь. Ведь пять лет вы с нею жили…
Георгий Дмитриевич. Почти шесть…
Алексей. Почти шесть, – и ведь ничего же не было такого? И Катя… и ты сам же звал ее «не тронь меня», да и все мы… и просто, наконец, она не похожа на женщин, которые изменяют!
Георгий Дмитриевич. Зови ее Екатерина Ивановна.
Молчание.
Что она там делает? – ты говоришь: с ума сошла.
Алексей. Укладывалась, когда я пришел.
Георгий Дмитриевич. Она очень… испугана?
Алексей. Да, кажется. Может быть, тебе сейчас тяжело об этом говорить? – тогда давай о чем-нибудь другом.
Георгий Дмитриевич. Давай о другом. Но какое все-таки счастье, что я не попал в нее! И неужели это могло быть, и пуля могла попасть в нее и убить. Убить? – странное слово. Да, я стрелял. Три раза, кажется? Да, три раза.
Алексей. Ты в кабинете стекло в книжном шкафу разбил.
Георгий Дмитриевич. А вторая пуля где?
Алексей. Не видал.
Георгий Дмитриевич. Надо поискать. Третья здесь… Алеша?
Алексей. Ну?
Георгий Дмитриевич. Тебе кажется это диким? О чем ты думаешь?
Алексей. Да все о том, как ты плохо стреляешь. Послушай, Горя, если тебе не больно об этом говорить… я все никак, брат, не могу представить… Кто он, ну, этот самый?
Молчание.
Коромыслов, да?
Георгий Дмитриевич. Почему Коромыслов? (Подозрительно.) Почему Коромыслов? У тебя есть какие-нибудь данные? Почему Коромыслов?
Алексей. Постой, какие данные… я просто спрашиваю тебя.
Георгий Дмитриевич. Но ты сказал: Коромыслов.
Алексей. А, черт! Перебирал всех, кого знаю, ну и он самый интересный, художник, наконец, и вообще красивый человек. И Катя у него часто бывала, и вид у него такой, что он это может… ну, доволен? Вот мои основания.
Георгий Дмитриевич. Нет, ты с ума сошел: Коромыслов! Павел – мой друг, настоящий, единственный, искренний друг и… Ментиков, да, да, не делай большие глаза, – Ментиков!
Алексей. Постой, я не делаю глаза… Какой Ментиков? Аркадий Просперович, этот? Ментиков?
Георгий Дмитриевич. Да что ты затвердил! Этот, ну да, этот, потому что другого нет и…