– Нет.
– Пять миллионов?
– Нет, Найденов. Уймись.
– Десять?
Алевтина поняла, что муж не успокоится, и решила прибегнуть к крайней мере. Она преодолела демаркационную линию кровати и прижалась к его телу.
– Хорошо, – сказала она, зевая ему в затылок. – За десять миллионов я соглашусь родить тебе кого угодно. Только отстань, я спать хочу.
– Ловлю на слове! – Владимир попытался повернуться к ней лицом, чтобы исполнить то, что на обывательском языке называется «супружеский долг», но Алевтина крепко держала его и не дала ему этого сделать.
– Все, утром. Спать…
Она хотела еще что- то сказать, но не успела. Владимир понял, что она заснула, по тому, как она сначала зашарила рукой в поисках удобного положения для своей ладони, нашла его у него на груди, запутавшись в волосах, и, вдруг замерев, ровно засопела ему в плечо, пришлепывая губами.
Ему ничего не оставалось делать, как застыть вполоборота и через прикрытые веки смотреть на тусклый свет окна, в которое сквозь занавески неожиданно заглянула серебряная луна, похожая на затертую от долгого употребления монету.
Или это была не луна, а уличный фонарь? Ну откуда взяться луне, если на улице идет дождь и его капли выбивают монотонную дробь о подоконник?
Через секунду Владимира Леонидовича сморил беспокойный сон.
***
Это был очень странный и нервный сон. Какая- то женщина, просящая у него милостыню. Красивая, между прочим! Он, правда, не успел ее разглядеть, но почему- то явственно почувствовал, что она красавица. Плачущий ребенок в большой машине. Катер. Огонь. Кузнечный звон, складывающийся в слова: «Мал золотник, да дорог, ребенок – за десять миллионов, хочешь ребенка – научись печатать деньги!». Оживающие иконы. «Спас Нерукотворный», грозящий ему посохом. Слитки золота. Деньги, разбросанные по квартире. Кровь.
Много крови. И она повсюду! На камнях в прибалтийских шхерах, как капли росы. Сразу после глухого выстрела. От звука этого выстрела Владимир проснулся.
За окном было еще темно, но уже явно обозначился рассвет. Алевтина давно вернулась на свою половину. Свернулась калачиком и сопела в две дырочки. Он обернулся, посмотрел на нее через плечо и погладил по крутому бедру. Она даже не почувствовала его прикосновения. Спит крепко. Значит, можно встать. Владимир откинул одеяло и почти бесшумно поднялся. Заглянул в комнату дочери. Она лежала, обнявшись с плюшевым мишкой, из- под одеяла торчала ее тонкая лодыжка, а в ушах были вставлены наушники от плеера.
Владимир аккуратно прикрыл дверь и ушел в туалет. Там, на самой верхней полке, за коробками со стиральным порошком и пачками туалетной бумаги, у него была припрятана пачка папирос и зажигалка.
Спустив трусы до колен, Владимир уселся на унитаз и уперся лбом в стиральную машину. Закурил. Включилась вентиляция, утягивающая дым в дымоход.
Давно Владимиру не снился этот сон. Он уже подумал, что все прошло. Что он уже окончательно забыл, изгнал из памяти тот случай. Ан нет, чуть что, так он тут как тут. Напоминает.
Ему