Но Хрущев не был бы Хрущевым, если бы не обрисовал себя яркими красками. «Когда я поставил вопрос об уходе на учебу, – писал он в мемуарах, – и попросил отпустить меня, то даже решение не сразу было принято. После заседания бюро некоторые товарищи зашли ко мне и говорят: «Ты действительно хочешь учиться, или у тебя, может быть, с Демченко не выходит? Ты скажи нам открыто». Говорили с намеками, что поддержат меня, если у меня с Демченко не выходит дело, и плохо складываются отношения. Я ответил: «Нет, прошу правильно понять меня. У меня с Демченко наилучшие отношения. С таким человеком, как Демченко, я готов работать и дальше, но хочу учиться». «Ну, тогда другое дело, мы тебя поддержим». И на следующем заседании было принято решение. Вот тогда-то я и увидел и почувствовал истинное отношение людей к себе», – восклицает Хрущев. Поистине, не похвалишь себя– никто не похвалит.
Честолюбивые надежды
Москва неприветливо встретила будущего вождя. В Промакадемию его не приняли.
– У вас нет ни образования, ни опыта хозяйственной работы, – сказали ему в канцелярии, – вам лучше пойти на курсы марксизма-ленинизма, которые недавно открылись при ЦК партии.
– А кто же учится в академии? – спросил Хрущев.
Ему объяснили, что в Промакадемию зачисляются директора предприятий, организаторы производств и другие специалисты, имеющие соответствующее образование и опыт работы в различных отраслях народного хозяйства.
– А в порядке исключения вы меня можете принять? – спросил Хрущев, – я шахтер из Донбасса, воевал…
– Исключений у нас не бывает, – сказали ему, – к тому же с вашим образованием вам у нас нечего делать.
– Ну, это мы еще посмотрим, – самодовольно улыбнулся Хрущев. – Если у вас не было исключений, то они появятся.
Он не пошел на курсы марксизма-ленинизма, а побежал к Кагановичу, который в это время был секретарем ЦК партии. Вот как об этой встрече писал в мемуарах Лазарь Моисеевич: «…в 1929 году мне докладывают, что вот из Киева приехал товарищ Хрущев и просит приема. Я его принял без задержки. Просьба его заключалась в том, что он просит поддержки для вступления в Промакадемию имени Сталина. «Я, – сказал он, – учился на рабфаке, но не кончил, а теперь вот очень хочу доучиться в Промакадемии. Меня могут на экзамене провалить, но я очень прошу вашей помощи– дать мне льготу. Я догоню». В Промакадемии было больше хозяйственников, которых частично принимали с льготами по экзаменам, и я, посоветовавшись с товарищем Куйбышевым и Молотовым, позвонил по телефону и просил принять товарища Хрущева в Промакадемию».
Пройдут годы, и Никита Сергеевич расправится со своими благодетелями: Кагановича и Молотова он исключит из партии и выселит из Москвы. Они будут смиренно просить его о восстановлении в партию, а он будет надувать щеки, выпячивать грудь, воображая из себя крупного партийного и государственного деятеля. Но это будет потом,