Из-за дверей раздавались людские голоса, один звук которых заставил Катрин облегчённо выдохнуть.
Лишь потом она начала прислушиваться к голосам:
– Ты хоть сам осознаёшь, до какой степени гадок? – голос Синтии звенел от ярости, гнева, презрения и боли.
Ого! Они ссорятся. И это не могло не радовать. Но что такого мог сделать Альберт, чтобы вывести из себя стервозную «госпожу Элленджайт» до такой степени, чтобы у той голос на визг срывался?
– Всё, что ты имеешь сейчас, ты имеешь благодаря мне, дорогой братец! Твой костюмчик, все те красивые вещи, которые ты так любишь; комфорт! Твоих любовником я буквально создала из праха! Даже твою жену и её наследство – всю твою жизнь! Ею во второй раз ты обязан мне.
– Ну так забери её обратно!
Альберт не кричал, но его тихий голос дышал не меньшей яростью, чем у его любовницы-сестры.
– Давай, Синтия! Покажи мне, на что способна в гневе жестокая ведьма? Тебе ведь несложно?..
Катрин остановилась в дверях.
Картина, открывшаяся её взору, была откровенно жутковатой и вряд ли пристойной. Они не делали ничего. Просто стояли друг против друга и ссорились. Причём Синтия была полностью одета.
Да и Альберт – одет. Ну, почти. Туфли, брюки, рубашка – всё как положено. Но при этом вид у него был расхристанный. Рубашка казалось влажной и была не только не заправлена в брюки, но держалась на нескольких пуговицах, так, словно одним небрежным движением плеч он мог заставить её распахнуться или соскользнуть. В открывшийся вырез на груди была видна грудь, кожа, выступающие ключицы, шея, блестящая от влаги. Или пота?
Рубашка смотрела влажной, будто кто-то плеснул на неё водой, а поверх влажных пятен расходились розовые.
Что это? Кровь?
Концы волос вились от влаги. И весь он был какой-то встрепанный и болезненный, словно оголённый провод. Как человек, находящийся на грани и готовый сорваться.
Они с Синтией синхронно повернулись в её сторону и несколько секунд все играли в гляделки.
– Что здесь происходит? – Катрин не повышала голоса, но отчего-то он показался ей громогласным.
– Опа! А у нас гости! – зло засмеялась Синтия. – Не поздновато ли для визитов, милая?
– Я тебе не милая, – осадила её Катрин, входя в Большой зал Хрустального Дома.
Эта часть дома считалась самой красивой. Но ей она не нравилась. Благодаря странному куполу и причудливому освещению теней тут было даже больше, чем повсюду.
– Сейчас не поздно и не рано – сейчас день. Чем вы занимались и что принимали, что потеряли счёт времени?
Альберт сел на один из удобных диванов и, растёкшись по нему, забросив длинные руки на спинку, закурил. Затянулся глубоко, с жадностью, выпуская в воздух сизые кольца дыма со сладковатым запахом марихуаны.
Катрин так и подмывало подлететь к нему, вырвать сигареты с травкой и закатить оплеуху со всей дури, так, чтобы искры из глаз посыпались. Но усилием воли она