– В Киев? С тобой?! На съезд хирургов! Конечно, поеду… а о смерти думать ты брось! Пустое это – когда придёт, тогда придёт… Иногда и подвинуть её можно. Ты вон, я слышал, каждый день её двигаешь раза по три-четыре. Три сложнейшие операции в сутки делаешь, разве можно так над собой издеваться!.. Говорят, твою операционную пижаму после этого выкручивать можно. Ремонт опять в госпитале затеял. Слухи ходят, сам на леса лазишь, фрески Скотти пытаешься раскрыть. Всю свою коллекцию картин по палатам развесил. Никому не доверяешь, сам даже гвозди вбиваешь, ординаторов увольняешь. Вот и чувствуется усталость! Отдохнуть тебе надо, съездил бы в Крым, в санаторий, – маленькими глотками отпивая коньяк из рюмки, ласково выговаривал другу Михаил Михайлович.
– Нажаловались уже… и когда только успели. Попросил я тут одного ординатора повесить картину Кукрыниксов в палате для выздоравливающих. На утреннем обходе захожу туда и вижу: картина на стене висит криво. Конечно, я его уволил! Какой он хирург, если даже картину не может правильно пристроить?! У хирурга руки не менее значимый орган, чем голова. Тренировать их надо сутками! Овладевать хирургическим языком в совершенстве. Руки – это глаза хирурга! Хирургия… сплав науки и искусства! Не потерплю ремесленников в своей клинике! – возбуждённо говорил Рюмин, молодо размахивая руками.
– Э… брат, узнаю старого маэстро Рюмина. А то «боюсь на ногу наступить»! А за парня, которого ты уволил, хочу тебе спасибо сказать… Взял я его к себе в отделение. Боялся он тебя сильно, авторитетом ты его задавил, вот он и не раскрылся… Хирургические инструменты он изобрёл интересные. Бывает вроде и неловок, но зато на выдумку горазд, этот с руками ремесленника чудеса творить может… Технику, новые медицинские препараты анестезии изобретать и применять надо! Вот и не будет тогда нужды в уникальных руках в хирургии. Уходят из жизни Титаны и Герои, Саша. И может быть, нашим детям повезёт и они будут жить не в героические времена, требующие титанических усилий, а – своими частными маленькими жизнями, не служа великим целям. Самое сложное и тяжёлое за них сделают машины, которые не станут себя считать ни уникальными, ни незаменимыми, ни героическими. Они ведь не люди, и у них нет таких проблем, – продолжал развивать тему разговора Михаил Михайлович.
– Да, Миша, интересно… Я, знаешь, там, в тюрьме, одну философскую книжонку написал на листках папиросной бумаги… Сначала, чтобы остаться человеком, по памяти «Илиаду» Гомера в переводе Гнедича записал, а потом – её. Так вот, название книжонки «Герои уходят»…
Как-то во время очередного обыска нашли в моей