В такие моменты, в таких обстоятельствах всё решают секунды. Если бы не случилось то, что случилось, нам немедленно пришлось бы отступать, потому что самое мощное орудие превращается в простую железяку, если нет снарядов. Но произошло чудо: кругом разрывы, очереди, а к нам во двор залетает грузовичок, а в нём – ящики со снарядами! Ай да капитан! Ай да молодчина! Я мог мысленно благодарить его, зная точно, что благодарю того, кого нужно, кто это заслужил, потому что это мог сделать только он.
К тому моменту от наших осталось в живых всего восемь человек… Были там два сержанта, которые хоть что-то понимали в артиллерии, и старшина, уверенный такой, который сразу сказал, что пушку знает, потому что воевал с ней ещё в финскую.
А по нам продолжают стрелять. Крыша у хаты очеретом, камышом покрыта была, она, конечно, загорелась. Коровы ревут в горящем сарае, поросята визжат, хозяйка детей в охапку – и бежать!
Но у нас было 14 ящиков со снарядами! Наводили мы через ствол, напрямую. Понимаем, что остались одни впереди, надо хотя бы разок огрызнуться, поумерить их пыл, тогда и нам поспокойнее можно будет оглядеться.
Все работали как заведённые. И, кстати, вначале как заговорённые, потому что все восемь человек довольно долго были целы и живы… Открыли огонь. Выстрел. Второй. Кажется, именно третьим снарядом мы подбили немецкий танк. Снаряд у нашей пушки весит сорок три килограмма, и он пробил даже лобовую броню! Потом время будто остановилось. Мы стреляли, стреляли… Опомнился я только тогда, когда был подбит второй танк. Огляделся. Снаряды подносить уже было некому. Когда я стащил последний ящик с грузовика, машина загорелась. А когда остался последний снаряд, в этот момент немцы попали в поворотный механизм орудия, и он вышел из строя. Всё было кончено, надо было с этого места уходить.
…Мы отбивались ещё полтора дня. Двадцать пятого июня откуда-то появился полковник (кто он – понятия не имею до сих пор), собрал оставшихся в живых своих подчинённых. Только их почему-то никого больше! Я к нему: «Что делать?» Он ясными глазами посмотрел на меня и отчеканил:
– Я вернусь. Ждите приказа!
И по сей день я его не увидел. И по сей день приказа не получил…
Как удалось остаться в живых, – это уже долгая история. Но провоевал я до конца войны, до самого Берлина. И Москву оборонял, и Ленинград, и в Киеве был, и прочее, и прочее…
– До Берлина всё же дошли?
– Да. В окраины мы вошли 21 апреля 1945 года. И уже на следующий день поставили нас на прямую наводку. Так и получилось: с чего начинал войну, тем и заканчивал. Ещё когда только подходили к Берлину, соревнование вроде было, кто первый откроет огонь. Мы, правда, первыми не оказались, у нас орудия тяжёлые, не такие разворотливые. Тридцатая гвардейская пушечная бригада 47-й армии нас обставила. Но потом мы больше пригодились на прямой наводке. Пушки у нас были 203-миллиметровые, гаубицы БМ. Снаряд – сто килограммов! И