Я не считала его братом. Я его любила немного странной любовью и была счастлива, что он появился в моей жизни. Но назвать его братом я не могла.
***
– Кейли, – раздался голос на лестнице. – Детка, спускайся ко всем.
Моя песня все еще играла из колонок, размещенных в потолке, и Картер все еще держал меня за руки, когда за железными перилами показалась голова Брэдли. Он остановился и посмотрел на наши сцепленные руки. Затем перевел взгляд на Картера. Он ревновал меня к нему. Брэдли ничего не знал, но ревновал, прекрасно понимая, что это глупо.
Картер кивнул, когда Брэдли поздоровался с ним.
– Ты идешь?
– Мне нужно переодеться. – Я отпустила руки Картера и подошла к кровати. – Позвони Майклу, пупсик. Я обещала, что сегодня потусуюсь с ним.
– Ты серьезно? – Брэдли вытаращил глаза.
– Да, – грубо ответила я. – В отличие от многих лживых лиц, Майкл был мне хорошим другом в этой школе.
– Ладно, – вздохнул Брэдли. – Тебе помочь с платьем?
– Я справлюсь.
– Эм, – Брэдли мялся, глядя на Картера.
Мне стало смешно.
– Что еще?
– Тебе поможет брат переодеться? – делая особый акцент на слове «брат», спросил Брэдли.
Картер окинул его ледяным взглядом.
– Не нарывайся.
– Брэдли, не нужно глупых сцен. Я скоро спущусь, – быстро вставила я.
Какого хрена, Брэдли ведет себя как полный придурок?
– Ладно, – повторил он и стал спускаться вниз, все еще буравя взглядом Картера.
– Он тебя всегда ко мне ревновал, но сегодня что-то новенькое, – сказал Картер, наклоняясь, чтобы собрать разбросанные рядом с кроватью альбомные листы.
Я всегда поражалась его даром. Он рисовал всем, чем только можно: акварель, гуашь, масло, уголь, карандаш…
– Чем будем заниматься летом?
– Я буду работать в галереи, – ответил Картер.
– Но, Картер!
– Мне нужен опыт, Кейли. Но я не забыл обещание.
Качаясь на высоких каблуках, я низко наклонилась и плюхнулась на кровать. Кровать представляла собой огромный матрас черного цвета, на котором находилось большое количество серого цвета подушек. Стены были такого же серого оттенка. Над кроватью висело несколько картин Картера. С белого потолка свисало несколько светильников в виде фонарей. Огромное окно во всю стену было задернуто белоснежной портьерой, за которой светились огни ночного города. Комната отражала характер хозяина. Я любила это место, любила находиться здесь.
Внизу орали, перекрикивая музыку. Среди множества голосов особенно выделялся голос Лукаса:
– Эмили, детка твой бывший тупой засранец!
Я покачала головой, снимая туфли.
– Кажется,