– Стартовали! – крикнул беловолосый юноша.
По-моему, он завидовал.
– Улетел… – прошептала Ружена.
Она подошла ко мне, неуклюже переставляя ноги в подкованных ботинках, и положила руку на мой рукав. У нее дрожали пальцы.
– Мне очень тоскливо, Саня. Я боюсь.
– Если позволишь, я буду возле тебя, – сказал я.
Но она не позволила. Мы вернулись в Новосибирск и расстались. Я сел за поэму. Мне хотелось написать большую поэму о людях, которые уходят к звездам, и о женщине, которая осталась на прекрасной зеленой Земле. Как она стоит перед уходящим другом и говорит низким, ровным голосом: «Иди. Я не могу больше. Пожалуйста, иди». А он улыбается белыми губами.
Через полгода рано утром Ружена позвонила мне. Она была такой же бледной и большеглазой, как тогда на «Цифэе». Но я подумал, что в этом виноват сиреневый оттенок, какой иногда бывает у видеоэкрана.
– Саня, – сказала Ружена. – Я жду тебя на аэродроме, стратоплан ЛТ-347. Приезжай немедленно.
Я ничего не понял и спросил, что произошло. Но она повторила: «Жду тебя», и повесила трубку.
На ближайшей площади я сел в вертолет и помчался на аэродром. Утро было ясное и прохладное. Это немного успокоило меня. На аэродроме меня проводили к большому пассажирскому стратоплану, готовому к отлету. Стратоплан взлетел, едва я вскарабкался в кабину. Я больно стукнулся грудью о какую-то раму. Затем я увидел Ружену и сел рядом с ней. Она действительно была бледна и покусывала нижнюю губу.
– Куда мы летим? – осведомился я.
– На Северный ракетодром, – ответила она. Она долго молчала и вдруг сказала: – Валентин возвращается.
– Что ты?!
Что я мог еще сказать? Перелет длился два часа, и за эти два часа мы не сказали ни слова. Зато другие пассажиры говорили очень много. Все были очень возбуждены и настроены недоверчиво. Никто не понимал, почему «Муромец» возвращается. Я узнал, что вчера вечером была получена радиограмма от Петрова: начальник Третьей звездной сообщал, что на «Муромце» вышли из строя какие-то устройства и он вынужден идти на посадку на земной ракетодром, минуя внешние станции.
– Петров просто испугался, – сказал пожилой толстый человек, сидевший позади нас. – Это не удивительно. Это бывает в Пространстве.
Я глядел на Ружену и видел, как дрогнул ее подбородок. Но она не обернулась. Оборачиваться не стоило. Петров н е у м е л пугаться.
– Так было с Конгом, – подтвердил кто-то.
– А параллельный прием? – спросил молодой межпланетник. У него было изуродованное лицо и злые глаза.
И все стали рассуждать относительно параллельного приема. Оказывается, и до, и после радиограммы Петрова с «Муромца» почему-то продолжали поступать сигналы, отправленные еще в первую неделю после отлета. Сигналы были страшно искажены,