Рука привычно нащупала тайный карман за шелковой подкладкой камзола. Несколько гранул мерцающей соли6 помогут. Ненадолго.
Как же прав был настоятель, когда предупреждал о душевной боли. В полном отсутствии боли физической душевная ощущалась сильнее. Не только своя, чужая. Верно, потому я и выслушивал каждого деревенщину – их ликование приглушало мою боль.
«Иногда я жалею, что обучился у призрачных», – обронил в одной из бесед со Смеей.
«Иногда», – только и сказала верховная, донеся весь смысл одним словом.
Гораздо чаще я был убежден, что так было правильно. В юности я подвергся пыткам и сделал все, чтобы случившееся не повторилось, чтобы на меня не смогли надавить, используя боль как рычаг.
Вот только нынешняя боль в груди сводила с ума не меньше заклинаний мучителя. Тогда агония чередовалась с затишьем, теперь затишье вызывал я сам, и один из способов лег мне на язык. Чуть сладковатая гранула – первая, вторая. Третья вызовет желание быть с женщиной, мне это ни к чему. Лучше бы вместе с физической болью отрубило и остальные чувства, Сайерона три года была ноющей занозой у меня… везде. Простая смертная, кому сказать. Отец бы посмеялся надо мной – снова те же грабли. Нет, я не был одержим своей первой женой, она мне нравилась… как юнцу нравится красивая женщина, как любая красивая женщина, но не более. Сай не любая. Она сама так сказала, еще не подозревая, насколько права.
Наркотик начал действовать, приводя ритм сердца в норму. А что, если я сам создал свою одержимость, изначально запретив себе даже смотреть на смертную? Да, будь она первой, кого я увидел после монастыря, то понял бы.
А ведь я прав. И не прав. Все вместе. Я создал одержимость, потому что запретил думать о девушке, в которой почувствовал опасность для своего сердца. Сай имела потенциал, и я его развил.
Знаю, что забуду все до последнего слова из приходящего под влиянием соли. Эти слова не беспокоили – они скользили бликами по гладкой поверхности моего спокойствия. Пусть.
Сжал в кулаке цепочку с кристаллом, чтобы перенестись в покои из опустевшего зала, когда услышал шаги Клериен.
– Мой император.
Была в том повинна усталость или действие кристаллов, но я совершенно не удивился дерзости снаррит – просто отстраненно знал, что удивлюсь и разгневаюсь позже.
Ладонь советницы легла мне на запястье и двинулась выше. Эльфийка никогда не позволяла себе подобного – даже мысли не приходило, что она поступится почтительностью и страхом из-за чувств. А от самого их наличия я несколько опешил. Впрочем, соль сделала из меня экспериментатора. Почему бы не попробовать впустить в свое сердце ту, что всегда сможет быть рядом, сможет разделить долгую эльфийскую жизнь?
Телепортационный кристалл упал на ступени, рассыпаясь снопом синих лучей.
Спустя пару часов я сел на постели, и рука советницы соскользнула с моего плеча, как рука падающего в пропасть. Она боялась. Я видел в ее глазах