Автокатастрофа. Свет исчезает. Свет исчез. Лесовоз раздавил нашу машину, в ней было пять человек, четверо погибли, я должна была уйти вместе с моими родственниками. Машину раздавило так, что было невозможно двигаться, и ее пришлось распилить, чтобы достать пассажиров. Когда меня привезли в больницу, я на мгновение очнулась от удара моего тела о ледяной металлический стол. Яркая вспышка хирургической лампы, люди в белых халатах вокруг меня, я не понимала, что происходит, мне было ужасно больно и страшно. Увидев мужчину передо мной с ножницами и большим острым инструментом, надвигающимся на меня, я снова отключилась. Потом темнота и пронизывающий холод до костей, как будто мое тело погружают в ледяную воду. Мгновение, и наступила абсолютная тишина, темнота, прострация. Я уже не чувствую боли, не стою, не лежу, я стала прозрачной и очень легкой, как воздушный шарик, бьюсь об углы операционной, меня кидает из угла в угол. Физическое тело я оставила на холодном металлическом столе. Я искала выход во мраке, и слабые лучи света стали мелькать сквозь эту темноту. Потом я увидела себя со стороны, лежащую на операционном столе, рядом со мной врачи, которые срезали с меня одежду ножницами, передавали друг другу инструменты. Не было слышно никаких звуков, кроме приглушенного гула в шейной зоне. А потом я нависла над ними, зову их – но в ответ тишина, никто меня не слышит и не видит.
Когда мы оказываемся в физическом теле, то обнаруживаем, что жизнь куда тяжелее, чем мы ожидали. На другой стороне все выглядит великолепно – мы написали план, прокручивая в голове мысли: «Это здорово! Я возьму еще это и это, потому что там, наверху, все очень славно и просто». А потом мы спускаемся сюда и с ужасом восклицаем: «О нет!» Вы когда-нибудь заглядывали в глаза младенцу? Они безмолвно кричат: «Что это? Опять я сюда попал?!» Но земные страдания не напрасны: они побуждают совершенствоваться. Поэтому когда мы пишем наш план, то начинаем продумывать, каких целей мы хотим достичь в каждом воплощении.
Голоса стали возвращаться, я начинала разбирать речь более четко. Открыв глаза, я увидела, как врач заканчивал операцию на моем плече. Я снова отключилась. Признаков жизни не было, я не дышала, и меня подключили к искусственному аппарату. Врачи сказали маме: «Мы делаем все, что можем, но у нее несвертываемость крови, готовьтесь к худшему».
Мама не знала, как сообщить родственникам о моей предстоящей смерти. На тот момент моей прабабушке было 97 лет, в последнее время ее разум уже не был в состоянии здравости. Возле ее кровати, не нарушая покой, сидела моя бабушка, которую переполняла боль. Она не могла сказать ни слова от бессилия и в то же время понимания того, что эта авария унесла ее близких, а теперь беда хочет забрать ее внученьку, ее кровинушку. Слезы катились по щекам, в воздухе сгущался запах смерти. От стресса и нехватки сна бабушка уже не понимала, в какой реальности она находится, день сейчас или же ночь. Ее разум был не готов