– Я знаю всё. Но, честно говоря, не очень верю… Мы ж в двадцатом веке.
– Именно, в двадцатом! – Моисей Архипович оглянулся на дверь, перешёл на шёпот: – Вы правы, мне нужен грамотный помощник, вот только вы – неуч и плут!
Он дал словам переработаться в жёлчь внутри у собеседника, а когда её там накопилось сколько надо, продолжал:
– Вы опытный организатор, мне годится такой компаньон. Слушайте, начну с того, что и вам понятно.
– Ну, потрудитесь, потрудитесь!
– Что нужно, чтобы лечить больных?
– Лекарство, но я не претендую на истину в конечной инстанции, – оттенил своё владение диалектикой Баранов.
– А чтобы вылечивать?
Главврач наглецов не любил. Он умел ставить их на место. Для этого им применялся один элегантный и безотказный способ: блеск эрудиции. На этот раз она засверкала, как рефлектор на лбу у коллеги из лор-отделения, исполнила затейливейшее путешествие по стране и за рубеж, где постепенно и потухла, обнаружив дырку в самом центре зеркальца.
– …Буржуи уже давно применяют лазер. До чего дошли, злодеи! – оперируют даже в рядовых больницах. А мы?! Я вот сколько лет выбиваю новые кушетки… – Баранов толкнул языком грустный и одинокий зуб в чёрной шапке порчи – тот откликнулся и начал совершать свободные колебания.
Моисей Архипович дождался их затухания:
– Не-е-т, врач нужен!
Рот у Адольфа Митрофановича самостоятельно открылся. Шиллинг ехиднейшей улыбкой сопроводил своё восхищение портретом главврача: его и бывалый антрополог в эту минуту обязательно бы спутал с рожей безграмотного кроманьонца, только очки обозначали в Адольфе Митрофановиче интеллигентного человека.
– Вы что, желторотик и молокосос, смеяться надо мной?! Да я вас, скотина… – обиженный главврач вполне членораздельно прибавил новые опровержения поспешному выводу.
– Что ты можешь, дубина?..
Округлое пресс-папье с промокашкой снизу, хлопая, как вертолёт, пронеслось мимо уха Моисея Архиповича и родило мелодичный звон, угодив в стекло шкафа напротив. У дубины от усердия упали очки. Слезы злости испортили очертания предметов – они стали неясными и размножились…
…Когда резкость возвратилась, предметов уже не было. Вместо них горели синим два огромных зрачка.
– Вы колдун? – ещё успел слабо спросить Адольф Митрофанович, и язык у него отнялся. Потом пропали и слова, и чувство страха, и всё остальное. Темень. Темнота…
…Вспышка чудовищной боли в челюстях вспорола темноту. Баранов очнулся с желанием сказать: «Я вас, гадина, уволю», но вместо этого сильно кашлянул, мотнул головой и больно укусил себе язык.
– К-к-то в-в-ы?! – колотил зубами Адольф Митрофанович.
Моисей Архипович поднёс ватку. Нашатырь саданул в обмякший мозг.
– Очнулся? Подойди к зеркалу, иди, не бойся. Теперь открой рот.
– А-а-а! – без разрешения сказал Баранов и, не веря глазам, больно тяпнул себя за палец совершенно