– Захочешь поговорить – лучше напиши лишний раз. Я обязательно отвечу.
– Ловлю на слове, – Пьер едва сумел кивнуть – так тоскливо ему стало при мысли, что это последний их разговор по душам. – Ты… чёрт, как же я теперь понимаю твоего приятеля!
– Не надо, – юноша закашлялся снова. – Радуйся, что я уезжаю. Потому что… ничего хорошего общение со мной, похоже, не приносит.
– Буду считать, что даже не слышал этого, – д’Артаньян-старший ухватил его за плечи, встряхнул основательно. – Такими словами ты обижаешь и меня, и память о Жаке, понятно тебе?
– И ты, и Жак… вы всегда думали обо мне лучше, чем я есть на самом деле, – Шарль вздохнул. – Мне будет не хватать вас. Ты даже не представляешь себе, насколько.
– Вот это другой разговор, – Пьер обнял брата, осторожно поцеловал его в лоб – совсем, как отец. – Давай-ка ложись спать, дружок. В конце концов, есть ещё завтра: успеем не только наговориться, но и надоесть друг другу.
– Хорошо, – юноша в одно мгновение сбросил башмаки, снял рубашку и забрался под одеяло.
Стащил удерживающий волосы шнурок, тряхнул головой.
– Слушай, – улыбнулся вдруг как-то даже виновато, – ты не побудешь со мной ещё немного? Может, так я быстрей усну…
– Конечно, – мужчина взял с подоконника томик Вийона и присел на краешек кровати. – Почитать тебе?
– Не надо, – Шарль закрыл глаза. – Посиди просто так. Когда ты рядом, я вдруг начинаю верить, что всё действительно будет хорошо.
– А так оно и будет, – Пьер подвинулся ближе, стал гладить брата по голове. – Помяни моё слово.
Молодой человек ничего не ответил, улыбнулся только краешком рта.
И, засыпая, представил себе, что это Жак мог бы вот так сидеть рядом и неспешно гладить его.
И уже через несколько минут привычно провалился в сон, наполненный воспоминаниями и не менее привычными кошмарами.
Через два дня Шарль уехал в Париж.
Глава II. Ла-Рошель
Шарль вернулся в Париж ранним утром.
Тётушки Мари дома не оказалось, зато комнаты просто сияли чистотой. Да уж, служанка в полной мере воспользовалась отсутствием хозяина и, что называется, отвела душу…
Оставив вещи, молодой человек отправился в конюшни, потому что измотанный дорогой конь нуждался в отдыхе ещё больше, чем он сам.
Старательно объехал стороной пристройку, откуда доносился мерный стук молота, завёл Ворона в конюшню.
Конечно, это был не тот конь, на котором он приехал в Париж почти четыре года назад, но когда пришло время, юноша по привычке приобрёл лошадь такой же масти и, не задумываясь, назвал её тоже Вороном.
Он по-прежнему не мог заставить себя находиться в прилегающей к конюшне кузне дольше нескольких минут, но, как и раньше,