Этот урок, а точнее, его финальный эпизод, надолго лишил кадета покоя.
Если вначале их знакомства лейтенант показался д’Эстурвилю резким и даже враждебным, а затем – крайне равнодушным, то теперь… Он даже не знал, что ему думать.
Но только вспоминал раз за разом, как во время боя лицо д’Артаньяна, обычно такое спокойное и отстранённое, вдруг вспыхнуло румянцем, став не просто смуглым, а даже каким-то тёмно-оливковым. И загорелись глаза – так непривычно было видеть столь явное проявление эмоций, что Жак в первый момент растерялся даже.
Но главным было даже не это. Когда лейтенант взялся за его руки, чтобы показать, как правильно держать шпагу, д’Эстурвиль мог поклясться, что… Нет, он даже не знал, как описать свои ощущения. Как будто между ними проскочила искра, юноше показалось даже, что это было не чем иным, как самым настоящим возбуждением.
Что за чертовщина… Жака ужасно злила эта мысль, тем более, что он никогда не испытывал тяги к мужчинам. Но тут же думал о том, что и страстным любителем женщин его, в общем-то, тоже назвать нельзя: так, парочка ни к чему не обязывающих интрижек…
Приятно, но не более; теперь же, стоило только вспомнить прикосновение к своим рукам горячих и твёрдых ладоней д’Артаньяна, как молодого человека бросало в дрожь.
Он злился сам на себя, но, тем не менее, продолжал вызывать в памяти подробности урока, чтобы снова ощутить то невероятно восхитительное чувство близости, как ему показалось, возникшее на несколько мгновений между ним и гасконцем.
А ещё он стал искать общества д’Артаньяна. Сам не знал, зачем и что собирается сказать при встрече, но увидеть лейтенанта хотелось просто мучительно.
Однако д’Артаньян вовсе не стремился к продолжению общения. Нет, он вроде бы вёл себя, как обычно – то есть появлялся редко, а когда приходил, был равнодушен и крайне придирчив, – но теперь Жак вдруг отчётливо осознал, что гасконец намеренно избегает его.
Что происходит, думал молодой человек, а сам понимал, что чем дальше, тем он запутывается всё сильней.
…
Жак завздыхал и написал ещё несколько строчек. Затем отвлёкся, глянул за окно.
Несмотря на то, что зима давно закончилась, весна оказалась ей под стать. Холодная, сырая – как же хотелось увидеть, наконец, более-менее сухую мостовую и первую зелень!
Правда, сегодня солнце всё же решило порадовать парижан, и небо за окном впервые было не серым, а пронзительно-голубым. А если хорошая погода продержится хотя бы несколько дней, д’Артаньян, наверняка, возобновит занятия по верховой езде, и…
Досадуя, что снова отвлёкся, д’Эстурвиль пообещал себе, что не допустит больше ни одной мысли о гасконце, пока не закончит письмо, и вновь склонился над листом.
Но тут двери фехтовального зала приоткрылись, и на пороге возник Жан Арно де Террид.
– Наконец-то! – сказал он довольным голосом. – А то я уж обыскался вас!
– Здравствуйте, – Жак быстро