Тимофей и сам нередко слушал разговоры Варнавы с жителями. Вскоре он уже много знал о жизни и проповеди Иисуса, об обстоятельствах суда над ним, о свидетелях Его воскресения. Мать и бабушка тоже верили Павлу и Варнаве. Они особо оценили ревность апостолов о том, чтобы верующие их проповеди уклонялись от жертв и всякого иного служения мертвым богам.
У Тимофея подошел тяжелый и торжественный день в его ремесленном расписании: день обжига. Предварительно выжатая на круге и высушенная глиняная посуда проходила испытание и закалку огнем. Чтобы создать в печи нужный жар, заранее запасали дрова и уголь, а во время обжига требовалось непрерывно качать мехи. Помощь Варнавы оказалась очень кстати.
– Огонь испытает дело каждого, каково оно, – говорил Павел Тимофею, сидя рядом с печью и пока еще не имея сил помогать гончару. – Из одной бадьи взята глина, на одном круге и одним мастером превращена в посуду, но только огонь разберет, какой сосуд годен. Одни сосуды станут прочными и потребными на все, другие разобьются. У тебя обычно много ли горшков трескается при обжиге?
– Да, случается, – отвечал Тимофей с дрожью в голосе. Он понимал аналогию, но ему сейчас было не до нее.
– Ну вот, так и люди. Пока в печку не сунули – два горшка одинаковы, не отличить друг от друга. Огонь все покажет. Так и нас проверяет огонь. Одних утверждает, других разломает. Так и день Господень. Да и любой день испытания нашего.
– Все так, я согласен, – ответил Тимофей. – И все-таки, отцы мои, помолитесь об успехе нашей работы сегодня. Уголь добыть дорого, глины ушло много. Уж сама работа не в счет. Если много посуды испортится, тяжко нам всем придется.
Он подбрасывал уголь, качал меха посменно с Варнавой, поглядывал одним глазком в щелку печи, как делал это прежде отец, чтобы оценить степень жара в камере обжига. И все время с трепетом прислушивался, не раздастся из камеры зловещий треск. Но и Павлову мысль он прогнать не пытался.
«Да, в тот день будет еще более беспокойно и трепетно», – думал он.
Он продолжал работу, глядя за тенью колышка и заранее отметив на земле угол, на который она должна повернуться. С полдороги Тимофей прикинул, что угля может не хватить на все время топки, подсунул дрова посуше и потоньше. «Выдержала бы печь, выдержала бы посуда, вот уж право, судный день для любого горшечника».
Вот, наконец, можно было остановиться и перестать качать. Угля хватило. Слава Богу! Вытерли пот, омыли руки и лица. Но результат можно будет увидеть только поутру. Посуда всю ночь остывает вместе с раскаленной печью. Тимофей на ощупь проверял, как она нагрета. Вроде, как обычно. Но это еще мало о чем говорит.
Утром, когда с трепетом открыли печь, вздохнули с облегчением. Все получилось вполне удачно,