Осмотревшись, я уселся на лавку между Шутником и Арчи, пододвинул поближе блюдо с вареными раками и вылил из кувшина себе в кружку остатки пива. Хлебнул отдававшего легкой горчинкой напитка и только тогда уже начал разделывать покрасневший от варки панцирь.
– Бери чего посущественней, – смачно откусил от выломанной куриной ножки Шутник. – Куру вон или пирог.
Тушка целиком запеченной курицы была покрыта нежной корочкой, но особого аппетита у меня она не вызвала. Оглядев стол – запеченные в сыре булки соседствовали с мясной нарезкой, блюдом с прожаренной мелкой рыбешкой и пышущим жаром пирогом, а горка копченых колбасок возвышалась между ржаной булкой, чашкой с острым соусом и подносом с фаршированной щукой, – я решил все же ограничиться раками.
И под эту немудреную закуску кружка опустела как-то очень уж незаметно.
– Пиво? – потянулся я к вытянутому кувшину, стоявшему на столе рядом с Габриелем.
– Нужна мне эта ослиная моча. – Шутник резко наклонил кувшин и кружкой поймал хлынувшую из горлышка рубиновую струю. – Вино! Кровь земли…
– Там пиво есть? – повернулся я к Арчи, игнорируя не самые лестные замечания Шутника о северянах.
– Может, сидр? – осторожно накренив бочонок, наполнил себе кружку Янек.
– Лучше пиво.
– Держи. – Передав мне запотевший жбан, Арчи подцепил двузубой вилкой запеченную форель и переложил к себе на деревянную доску. – Уху будешь?
– Лучше выпью, – отказался я и заинтересовался стоящей перед здоровяком стеклянной бутылью с коричневато-золотистой жидкостью. – А это что?
– Бренди, – ответил Арчи, но налить не предложил.
Да я бы и отказался. Бренди хорош промозглым вечером, а не когда солнце жарит как сумасшедшее, пропотевшая рубаха липнет к спине, а воздух такой густой, что еще чуть-чуть и его можно будет черпать ложкой как сметану. И чего так припекает? Вроде осень скоро.
– Ты смотри, смотри, – толкнул Змейку под локоть загорелый до черноты Ежи Петелька и тот облился сидром. – Да вон туда, вон пошла!
– Какая цыпочка! – присвистнул парень и сделал попытку подняться со стола.
– Сиди, – хлопнул его по плечу спустившийся со второго этажа Семен Лебеда и осторожно поправил повязку, которой было замотано рассеченное ухо. – Не про тебя девица, купцова дочка.
Язва засмеялся и что-то зашептал на ухо уже прилично набравшемуся Власу.
– И чего? – Висельник потер шрам на шее, из-за которого, должно быть, и получил свое прозвище. Думаю, на самом деле след остался вовсе не от петли палача, но Ежи на эту тему предпочитал не распространяться.
– А того, что никаких