Эсфи досадливо подёргала себя за нижнюю губу.
– Вот оно как!
И тут её осенило: алмазы! Беарт Сатрем мог бы потолковать с каким-нибудь ихранджанским купцом, чтобы тот расплатился травами и корешками за пригоршню алмазов. Довольная Эсфи выпрямилась: решение было найдено.
– Напишешь на бумаге всё, что тебе нужно, Релес, и принесёшь мне, – Эсфи хотела сама позвать Сатрема и поручить ему это дело. – И вот что… Потом ты можешь говорить кому угодно, что варишь зелье покорности, но о контр-зелье никто не должен узнать!
Релес встал и поклонился, прежде чем уйти, прихватив с собой кубок:
– Я запомню, Ваше Величество.
Эсфи отдохнула, помолилась богу земли и виновато вспомнила, что пропустила службу в Благословенном храме. Оно и немудрено – Эсфи подозревала, что у неё будет всё меньше сил и желания выстаивать службы. И как это Мэриэн управлялась со всеми делами, да ещё и заговор расследовала, и просителей принимала?!
Думая о Мэриэн, Эсфи помолилась ещё раз, теперь уже всем Четырём Богам, чтобы та благополучно добралась до Гердении. А вдруг Арна по пути начнёт строить какие-то козни? Да нет, решила Эсфи, такое невозможно. К тому же Мэриэн не из тех, с кем легко расправиться!
XI
– «Эмегены – удивительный народ. Откуда они пришли, никто из людей и джиннов не знает. Но я расспросил Верховного эмегена Та-Ахху, и вот что он мне поведал. Эмегены приплыли с острова, о котором мы и не слыхивали. Днём и ночью на этом острове стоял туман, земля была каменистой, и водились там несъедобные растения и звери, чьё мясо было горьким. Та-Ахха рассказал мне, как бог Уш-Ша пообещал своему народу прекрасную землю, но в той земле эмегены будут свято чтить все его законы. Все до единого. А потом туман рассеялся, и эмегены уплыли на кораблях, созданных рукой бога. Долго они плыли по неведомым морям, и за ними гнались зубастые чудовища, дул ветер и преследовали бури. А потом ветер унялся, выглянуло ясное солнце, и тогда эмегены восславили Уш-Ша и Мать-природу, и корабль их пристал к зелёным берегам».
Кариман поставил точку, убрал свиток пергамента в сумку, которую носил с собой, спрятал туда же перо и чернильницу. Свитков набралось много, и Кариман хотел составить из них толстую книгу, назвать её, скажем, «О народах и их обычаях», чтобы все джинны знали, что он не зря путешествовал. Но с каждым днём энтузиазма становилось всё меньше, и в голову назойливо лезли мысли о племяннице.
Привычное журчание реки не успокаивало. Кариман оглядел берег, поросший травой и красными, жёлтыми и голубыми цветами. А затем поднял глаза на белые верхушки гор, освещённые солнцем. Он так хотел сюда вернуться…
Желание исполнилось, но радости это не принесло. Кариман задумался, не поймать ли пару радужных рыбок, и как назло, память подбросила картинку того, как он ловил рыбу в Эмгра. Чтобы обменять на то, что будет есть Анриэ.
«Эй», –