– Ага, – Мишка деловито возился с замком, это была его привилегия, или почётная обязанность, и он её с удовольствием выполнял. Ключ щёлкнул в замке, и мой взрослый сын гордо отошёл в сторонку, пропуская меня вперёд:
– Мам, можно я ласточек посмотрю? – Мишка, от нетерпения, приплясывал на месте. Ласточки каждую весну гнездились у нас в сараюшке, и, так как другой живности у нас не имелось, чувствовали они себя там превосходно, спокойно выводя своё потомство. А Мишка любил за ними наблюдать, и каждый раз, когда мы приезжали в деревню, первым делом бежал смотреть ласточек: всё-ли в порядке?
– Иди, только быстро, ты же знаешь, баба Тася обидится, – это был тоже, своего рода, ритуал: даже не распаковав сумки, мы шли к бабе Тасе, пить чай и рассказать свои новости. А она, в свою очередь, щедро делилась информацией о том, что произошло в деревне в наше отсутствие. Как я уже говорила, баба Тася была соседкой и лучшей подругой моей бабули.
На первый взгляд, у них не было совершенно ничего общего: бабушка была на девять лет старше, всю свою жизнь преподавала русский язык и литературу в школе, носила звание «Заслуженный учитель России», и вообще, была интелегенткой до мозга костей, как внешне, так и по содержанию. БабТася имела за плечами восьмилетнее образование, работала, до самой пенсии, колхозной кладовщицей, не отличалась изысканными манерами, но обладала огромной житейской мудростью и смекалкой. Знали они друг друга почти с сотворения мира, и были неразлучны. Когда, семь лет назад, моя бабушка умерла, именно бабТася занималась организацией похорон, и помогала мне пережить это страшное время. БабТася была, для нас, совсем как родная, Мишка в ней души не чаял, как, впрочем, и она в нём, называл её бабулей, и хвостом таскался за её внуком, Славиком, парнем двадцати двух лет, который когда-то хвостом таскался за мной. Мать Славика, единственная дочь бабТаси, выросла непутёвой, как говорила сама бабТася, с шестнадцати лет, время от времени, пропадала неизвестно где, в семнадцать – родила Славика, и когда мальчишке не было ещё и года, изчезла окончательно, оставив сына на попечение матери. БабТася пыталась сначала найти её через знакомых, потом подала в розыск, но всё безрезультатно. О дочери ни с кем, кроме бабули, не говорила, очень переживала, и растила внука, который свою мать, естественно, совсем не помнил, рос весёлым и счастливым, любил свою бабушку Тасю, а нас с бабулей, а позже и с Мишкой, считал самыми близкими родственниками.
В заборе, отгораживающем нашу усадьбу от соседской, с незапамятных времён имелась калиточка, к которой вела, обрамлённая по краям спорышём, тропинка. Едва сын открыл калитку, заливаясь радостным визгом, и отчаянно виляя хвостом, к нам бросился огромный пёс. Мишка обхватил его голову двумя руками, радостно завопил:
– Тишечка, ты меня не забыл? – на что пёс, видимо обрадовавшись что Мишка его тоже не забыл,