Стая увела свою дочь далеко от этого места. 2 дня и 2 ночи, редко отрываясь на охоту (Мидзу не нуждалась в еде), в полном молчании, стая уходила в открытый океан, как можно дальше от этих берегов.
На 3 утро стая поняла, что Нанитта исчезла. Незаметно, отходя в самый её конец, она отстала от стаи, развернулась и давно уплыла обратно. Дельфины не могли в это поверить! Неужели Мидзу, дочь Океана, не могла этого не заметить?! Они обступили её в несколько замкнутых цепей и взгляды укора обжигали душу Мидзу. Дельфины знали, что Мидзу позволила ей уйти, так как Мидзу видит и слышит то, что не слышат и не видят даже дельфины.
– Это всё человек в тебе! – говорил дельфин-брат, – Он тебе мешает!
– Это из-за тебя может погибнуть наша дочь и сестра! – страдали дельфины.
Страшным молчанием кричали их взгляды.
– А может быть он не причинит ей зла? – осмелилась спросить Мидзу, – Может она станет счастлива с ним? – сказала Мидзу и закрыла лицо руками, слушая, как эхо её страшных слов расходится по океану.
Если бы у дельфинов были плечи, они, пожав ими, разошлись. Что тут скажешь? Человеческая кровь в Мидзу не давала ей понять океан так, как понимали его жители. Отец тоже молчал. Его молчание было на стороне океана.
В те дни Мидзу впервые почувствовала себя одинокой: ни Океан, ни животные, ни люди – никто не был на её стороне. Тогда на чьей стороне быть ей?
Вскоре, ответ пришёл с тех берегов, откуда они вернулись без своей дочери. Нанитта погибла. Её загарпунили у самого берега, когда она ждала того человека в уже привычной для их встречи бухте. Её выволокли на берег, оставив умирать здесь в отместку ныряльщику, который перестал общаться с людьми и почти жил в воде. Её убили просто так, чтобы проучить товарища, чтобы показать то, что им не нравится его образ жизни. Ныряльщик не успел застать её живой. Люди говорят, что он сразу лишился тех остатков ума, которые у него еще были. Сначала он долго кричал в сторону моря:
– Накажи меня! НАКАЖИ МЕНЯ!
Но Океан молчал.
Тогда ныряльщик стащил тело дельфина в воду, привязав себя и её к большому камню и ушел с камнем на дно, так и не поднявшись.
В этом месте теперь никто не ныряет. Теперь это проклятое место. Кем? Не знаю. Наверное той болью, которую дельфин и человек оставили после себя, немой вопрошающей болью, которая слышится Мидзу до сих пор.
Никто не высказал ни слова укора Мидзу после того, как узнали о смерти своей дочери, ведь всё-таки Мидзу была еще совсем ребёнком. Но чувство вины так и осталось в Мидзу горчить, сжимать зубы, губы при виде людей и опускать глаза, чтобы её боль не обожгла тех, кто случайно окажется рядом.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу