– Каждый из Великих Лет моего народа длится столько, сколько жизнь смертного, и многие Великие Годы прошли в новом Саду, где был нарушен порядок, – месте, в котором прежде все дышало радостью, а теперь поселился мрак. Мы сражались с огромными драконами и другими ужасными существами, выходившими из Моря Мечты – моря, которое стало нашим врагом, хотя мы этого еще не понимали, или, по меньшей мере, соперником в борьбе за суверенность Сада. Некоторые из нас – например, великий воин Хамако Червеубийца – загнали змеев на вершины самых высоких гор, и на некоторое время возникло впечатление, что их вовсе не существует, но передышка оказалась недолгой.
Са’онсера, подруга Хамако, наделенная ясновидением и склонностью к созерцательности – тогда как ее муж был отважным и не знал сомнений, – отправилась в Храм Собирателей и постилась много дней. Наконец ей приснился сон, где Сад был огромным существом, а Море Мечты величайшей частью, его окружавшей, с существами, мирно плавающими в глубоких и неизведанных водах. Из этого сна родилась Тропа Са’онсерей, по которой мы, зида’я, все еще стараемся следовать, однако ее сон приняли не все, для кого Тзо был домом.
Именно с этого момента и началось легендарное Прощание норнов и ситхи – не в тех землях, что известны тебе, Морган, но еще в нашем старом доме, который сейчас никто, кроме древней Утук’ку, и не помнит. Последователи Хамако Червеубийцы продолжали верить, что, только уничтожив все угрозы, мы сможем выжить. Они не понимали тех, кто обладал разумом Са’онсеры, утверждавшей, что нам следует найти способ жить в гармонии с окружающим миром.
Ее сторонники ждали нового рассвета понимания, так они себя видели. Последователи Хамако считали, что мрак океана и ужасы, из него выходившие, уничтожат свет кейда’я, и лишенный их силы народ обречен на полнейшее уничтожение. Так, впервые, они начали называть себя Дети Рассвета и Дети Облаков, и между ними пролегла граница веры. Последователи двух разных путей продолжали жить вместе, выходили замуж друг за друга и работали бок о бок, даже в старейших семьях, но возникшая трещина стала постепенно расширяться.
Танахайа и Морган добрались до подножия горы и смогли разглядеть реку, шепчущую и поющую, окруженную коричневым и серым тростником, который рос по берегам. Они немного отдохнули у воды, по крайней мере Морган – Танахайа продолжала стоять, она все еще не знала покоя, и ее слова продолжали литься бесконечным потоком.
– Однако Сад не переставал нас удивлять, – продолжала Танахайа, точно поток, однажды начавший свой путь, уже