Компания состояла из Элисон Гроув, Джорджии и ее кузена Рудольфа Кавендиша – респектабельного молодого члена парламента от консерваторов, которого Джорджия, отчасти из политических соображений, а отчасти из чистого озорства, пригласила четвертым в их группу. Рудольф был весьма рад возможности познакомиться с известным игроком в крикет, но теперь начал сожалеть об этом. Знаменитость наваливалась на стол, уставившись на молодого человека несфокусированным взглядом, и во весь голос отпускала замечания:
– Кавендиш! Вы же Кавендиш, верно? Да, я так и думал, у меня великолепная память на лица. Ну, Кавендиш, я вам кое-что скажу. Этот клуб нечто большее, чем кажется на первый взгляд. Тут такое происходит, что вы с трудом поверите. О да, происходит. Не смейте мне возражать, Кавендиш. Щекотка здесь положенная. Пардон. Я хотел сказать, положение здесь щекотливое. Определенно щекотливое.
Рудольф в легком отчаянии взглянул на Джорджию.
– Это для меня новость, – произнес он.
– Осмелюсь заявить, Кавендиш, если бы все было известно, многое стало бы для вас неожиданностью. Прошу, позвольте мне продолжить. Я не против, если люди немного поиграют – живи и давай жить другим, вот что я говорю, – однако меня возмущают, глубоко возмущают эти тайные делишки. Если я хочу сделать ставку, мои деньги ничуть не хуже любых других. Вы согласны?
– Ну, конечно, согласен, старина.
– Не перебивайте, Кавендиш. Прекрасно известно, что в этом заведении играют в рулетку…
– Заткнись, Питер. Возьми себя в руки! – велела Элисон.
– Ага, ты ревнуешь. – Питер погрозил ей пальцем. – Моя хорошая подруга, мадам Альварес, очаровательная женщина, без упреков… безупречная, она так мне сказала.
– Сказала вам о чем? – поинтересовался Рудольф.
– Ну же, Кавендиш, возьмите себя в руки. Может, вы и член парламента – я знаю это только со слов Джорджии, – но слушатель вы отвратительный. Она сообщила мне, что здесь играют в рулетку. Вы полагаете, мой добрый друг, что мадам Альварес лгунья?
– Нет, разумеется, нет. Но…
– Вот именно, Кавендиш. Вы попали в самую точку. Может, он и не красавец, зато попал в самую точку. – Питер постучал себя по лбу, широко улыбаясь смущенному Рудольфу. – Поскольку собирались сказать: почему это всем и каждому тут позволено играть в рулетку, а мне не разрешают? Чистой воды снобизм. Я им покажу. Я не очень-то и хочу играть, однако я не потерплю снобизма. Я пожертвую собой, – заносчиво добавил Питер, – в интересах демократичности спорта.
Он дождался, пока большинство ужинавших гостей занялись кофе и бренди, прежде чем продолжить спектакль. Официанты теперь меньше сновали туда-сюда, и Питер подгадал свои наиболее яркие реплики к тому моменту, когда ни одного из них не было поблизости. Однако Джорджию терзали дурные предчувствия, как бы он не переиграл и не завалил все дело. Питер был слишком хорошим актером, чтобы переиграть пьяного, но Джорджия угадывала в нем скрытое