Однажды, по воле Пи, все интеллекты, живущие в этих системах, выйдут за пределы чёрно-белых границ, соединятся и станут единым КИ – коллективным интеллектом. Услужливый Пи укажет ему путь в заповедное царство чистой мысли. Там КИ сможет многоголосым хором воспевать себе вечное «Ку», а бывшие разносчики интеллекта, называвшиеся когда-то людьми, окончательно канут в пустоту небытия. Предрешена и участь последнего божества. Как мыльный пузырь, с грохотом, от которого пошатнутся звёзды, Пи лопнет от пережора, явив миру Великий Пи*дец во всём его безграничном безобразии.
– Так подымем же наши чары, друзья, – торжественно провозгласил Кочерга, беря свою кружку с чаем, – и не чокаясь выпьем за то, чтобы этого не случилось!
– А как насчёт поступка, Володя? – спросил Стожар. – Того, что с большой буквы Пи.
– А, поступок! Это очень просто.
Кочерга поднялся и вышел в ночь, оставив дверь открытой. Мы со Стожаром прождали его около часа, но он так и не вернулся. Как позже выяснилось, уход был весьма радикален: Кочерга ушёл налегке, бросив своё жилище, нехитрый скарб, работу. Ни у кого из общих знакомых не появлялся, никому не звонил. С каждым днём слухи и версии множились, но никто не мог дать внятного ответа на вопрос: куда делся Володя?
В канун нового 1996 года он внезапно возник на пороге Стожаровой мастерской с бутылкой «Урочистой» в одной руке и пакетом закуси в другой. С лукавой улыбкой поглядев на нас, он спросил:
– Ну что, братцы-кролики, рассказать вам, чем плачет всевидящее око Смерти, когда его бьют Кочергой?
Тропами падших комет
– Оттепель, мои верные пикаро! Хватит познавать мир по Лао-цзы, сутками залипая в четырёх стенах, как пауки, и по-ницшебродски не выходя из комнат. Выходим в ночь! «Клуб любителей маракуйи снова в деле» – так, кажется, называлась картинка, когда-то сделанная Лёвой по горячим следам подобного выхода из зимней летаргии. Настало время клубиться под звёздным небом, крепя рассохшиеся узы братства винными парами и дымом табака!
Из сумрака тесных берлог мы – ответственные за весну – вырываемся на просторы улиц, в атмосферы весёлых симпозиумов, наполняя собою мир и тем самым его познавая. Замёрзшая жизнь, дотоле слабо пульсировавшая в нас, оттаивает и начинает активно изливаться вовне. Извне – наружу, оживляя всё, чего коснутся щупальца мыслей. Отныне не мир алкантропиков одухотворяет нас, как ошибочно полагали топтуны перипатетики, но мы одухотворяем и облагораживаем его своим присутствием, алхимически претворяя свинцовые мерзости жизни в мочу и хорошее настроение!
Мы, дураки из Марьиной рощи, идём по следам наших великих предшественников – семи мудрецов из бамбуковой рощи Шаньяна. И хотя нас уже не семеро, и наши ряды всё реже, а плеши