В начале января 1940 года родители моего отца получили письмо от медсестры тюремной больницы города Орша. В письме она написала, что Миша умер. Я жил тогда у бабушки с дедушкой и видел это письмо, хотя читать написанное от руки я ещё не мог. Официальных же известий ниоткуда не было. Моя мама также видела и читала это письмо. Я до сих пор не понимаю, почему не был отпущен на свободу мой папа. Ведь начальник тюрьмы должен был сообщить его родителям или жене, что он болен и что они могут забрать его из тюрьмы, так как он должен быть на свободе. Держать оправданного человека в тюрьме начальник тюрьмы не имеет права – он должен был либо отдать его родителям, либо перевести в обычную гражданскую больницу.
В 2002 году я подал заявление в Генеральную Прокуратуру Республики Беларусь с просьбой о реабилитации моего отца. Генеральная Прокуратура реабилитировала его и прислала мне соответствующее свидетельство о реабилитации Стальгорова Михаила Флорентьевича за отсутствием состава преступления.
Стальгоров Анатолий Флорентьевич
Несмотря на свою фамилию, Анатолий по рождению все же Штальберг. Он родился в мае 1918 года в городе Смоленске. Впервые я увидел своего дядю Толю осенью 1937 года, в это время он учился в Осиповичской школе снайперов. Я помню, у него был офицерский (командирский) ремень с пряжкой в форме пятиконечной звезды, этот ремень мне очень нравится. Он принес домой пластинку с песней «Матрос-партизан Железняк». Мы вместе с его родителями прослушивали эту песню на патефоне, почему-то при свечах. Впрочем, электричества в их доме не было. И песня мне понравилась, и дядя мой мне нравился.
Моя мама рассказывала мне, что она встретила моего дядю Толю в начале 1933 года. Сразу после свадьбы с моим отцом они приехали в дом к родителям отца, мой папа знакомил свою жену с родителями и сказал ей, что здесь же должен находиться его младший брат Толя. Но тут папина мама сказала моему отцу: «Твой папа выгнал Толю из дома за плохое поведение. Где он сейчас находится, мы не знаем». Дальше моя мама рассказала, что на следующий день она стояла на крыльце этого дома (а дом был коммунальный, одноэтажный, там было три или четыре квартиры), и с чердака ее окликнул Анатолий.