– Угомонись, Петрович! – крякнул я, закусывая огурчиком. – Может, не наше холопское дело на царские подарки засматриваться да ихние подсказки перепроверять? Дадено, и слава богу.
– Не знаю, может, оно и так, – холодно ответил старик, – только, чую, небеса знак подают. Наставляют в чём-то.
Так и сказал.
…Я проснулся и вышел на крыльцо с чувством опоздавшего на поезд пассажира.
Привычные за долгую осень рыжие глинистые ухабы повсюду до дальнего леса прикрыл слой белого утреннего снега. Деревенский околоток лежал передо мной, как нерасчерченный лист ватмана. Понемногу глаза привыкли к белизне, и я смог различить на «мелованной поверхности» отдельные неразборчивые письмена. Изящные каракули походили на пушкинские наброски пером, выполненные прямо по холсту волшебной кистью Брейгеля. Смоляные пятна деревенских изб, цветные катышки бегущих ребятишек и ослепительно синие фигуры теней на укрытых снегом фрагментах сельскохозяйственной техники.
– Эка добра привалило! – усмехнулся я и сошёл с крыльца.
Мои тапочки провалились в снег и стали походить на ворсистые пуховички. Снежок приятно холодил кожу, подтаивая поверх прошитых рантов. Я сгрёб в ладони клейкую снежную массу, растёр лицо и окончательно проснулся.
Метрах в десяти от калитки торжественно нахаживала тропинку высокая статная женщина. Сверкающие, как хрусталь, розовые ланиты и невероятно длинная мраморная шея говорили о знатном и очевидно нездешнем происхождении гостьи. Женщина щурилась на холодное утреннее солнце и с улыбкой поглядывала на моё заспанное демисезонье.
– Я пришла! – сказала она, посылая воздушный поцелуй.
– В-вы, собственно, кто будете?.. – спросил я, ёжась от её «жаркого» поцелуя.
– Видите ли, Митя, – гостья была явно огорчена моей недогадливостью, – я Зима!
– Очень рад… – ответил я.
Мой ответ, если говорить по совести, был образцом лукавства. Утром будущего дня я собрался лететь в Испанию, и перемена отечественной погоды не сильно беспокоила мои дорожные мысли.
– Значит, мы не собеседники, – Зима печально улыбнулась и, не скрывая досады, направилась за околицу.
С минуту я провожал взглядом её белый сверкающий силуэт. Затем, отряхнув снежок, вернулся в дом.
«Странное дело, – мысли неряшливо теснились в моей голове, – бо́льшую часть жизни мы проводим в поисках перемен, а когда перемены приходят к нам сами, встречаем их с завидным равнодушием. Конечно, сдать авиабилет и отменить поездку уже не получится. Через сутки я буду разъезжать на авто по идеальным испанским дорогам, пить красное вино за столиком какой-нибудь открытой веранды и читать Бродского, разматывая клубок его дивных неологизмов…»
Вдруг моё сердце очнулось и тревожно