Милым Генри в деревни называли торговца, который, казалось, вовсе не умеет разговаривать. Только кричать, орать, голосить… но не разговаривать. Милым он был не больше, чем я толстым. Но прозвище прицепилось, когда одна Синяя бабуля сказала, что в жизни не встречала человека милее нашего Генри.
Мы прошли мимо последнего дома и обошли по широкой дуге кладбище, где возвышались не только могильные камни и памятники, но и настоящие древние склепы. Днём старый погост, куда никто не ходил, смотрелся, как заброшенный двор полуразрушенной крепости. А свежие могилы на новом кладбище и вовсе напоминали только посаженные грядки.
Но сейчас, в предрассветных сумерках, кладбище выглядело жутко. А стоило всмотреться в редеющий от первых лучей туман, как начинало казаться, что кто-то бродит между древних склепов в поисках успокоения. Или развлечения. Я всегда думал, что быть мёртвым ― очень скучно.
Наконец я приступил к истории о медре. Чем больше я рассказывал, тем кислее становилось лицо Гая. Когда я распинался о белой шерсти, как у медведей, живущих среди вечных снегов, и зубах, словно у огромного бобра, Гай меня перебил:
– Всю неделю сочинял? Что за тухлый бред бесцветного?
– Собака твоя бесцветная, ― буркнул я и замолчал.
Минут десять мы шли молча. «А я поверил бы Гаю, если б он рассказал мне подобную историю?» ― думал я. И решил: «Поверил бы».
Гай достал булку с изюмом и фляжку с компотом. Сделав один глоток, чтобы смазать дорогу для нелёгкого путешествия булки, Гай откусил приличный кусок.
– Снова лопаешь? ― недовольно спросил я.
Гай тыкнул меня пальцем в ребра и, сглотнув, произнёс:
– Я и за тебя, Марк, ем, чтоб ты от голода не сдох. Сквозь одежду кости торчат.
– А по-моему, ты ещё и за тех двух свиней трескаешь, которых завёл твой отец, ― ответил я. ― Ты и в Цертус не верил, пока не увидел его. Теперь всё непонятное надо показывать, чтобы в это поверили? Может, и Белых жрецов нет, раз ты их не видел? А? Вот Радужного жезла точно нет ― ведь его никто не видел. Только в книгах про него написано.
– Марк, но откуда в нашем лесу взялось существо, которое говорит по-человечески да ещё и колдует? Но это же…
– Знаю! ― перебил я друга. ― Тухлый бред бесцветного… Спасибо! Тогда объясни, откуда взялся Радужный жезл?
– В школе говорили…
– А если бы в школе говорили про медра, то ты был бы уверен, что он есть?
– Ну, знаешь…
– А когда друг клянется, что видел, всё равно бред?
Гай аж остановился.
– Марк, я рад, что тебя не съели волки. И верю в твоего кедра.
– Медра, ― поправил я и замолчал. Не Гай, а гад он. Вечно ничему не верит.
Мы поднялись на высокий холм, откуда был виден каждый дом деревни. Однажды мы с Гаем их пересчитали. У меня получилось двести два, а у него ― двести три.
Деревянная школа стояла на окраине, чтобы чужие ребята не бродили по деревне. Отдельным забором из листовой жести была отгорожена