Его мысли редактировали, сокращали, исправляли грамматические ошибки, Хрущев шумел, негодовал, словом, шел нормальный рабочий процесс.
Потом начался шторм.
Они уже вышли из тумана и из Датских проливов и шли теперь по Северному морю, «Балтику» раскачивало, клало с одного борта на другой, бросало вверх-вниз, и это было намного более тяжкое испытание, чем генеральная ассамблея. Первыми палубу покинули братские народы, затем министерство иностранных дел во главе с Громыко, далее Шелепин и его люди, дольше всех продержались советники, с зелеными лицами, они делали героические попытки удержаться рядом с генеральным секретарем и не дать разразиться третьей мировой войне, но в конце концов они тоже сдались, и Хрущев остался один.
– Уже не с кем даже водку пить! – ругался он.
Его организм относился к происходившему равнодушно – ну, качает немного, эка невидаль, единственное, это ему казалось дурным знамением.
Проклятие Сталина, подумал он.
Рябой негодяй прямо околдовал его – что Хрущев не предпринимал, все шло не так. Взять хотя бы план догнать Штаты по производству мяса и молока, по мнению Хрущева, ничего невозможного в этом не было, социализм позволял целенаправленно управлять экономикой, сам Сталин провел как коллективизацию, так и индустриализацию – а его мероприятие с треском провалилось.
– Ты слишком мягкий, поставь пару сот председателей колхоза к стенке, вот увидишь, дело сразу сдвинется с места, – шепнул голос Сталина ему как-то рано утром.
Хрущев послал его к черту, но ситуация с сельским хозяйством от этого лучше не стала, не хватало всего, и, в особенности, корма для животных. Кукуруза, догадался он, кукуруза может нас спасти, и дал строгий приказ культивировать по всей стране это волшебное средство – но урожай получился хилым.
– У нас нет столько солнца, сколько в штате Айова, – объяснил кто-то.
– Что значит, нет?! – прогремел Хрущев. – Раз нет, значит, надо сделать так, чтобы было!
Потом еще Венгрия – ох, как он не хотел вводить туда войска, мадьярские коммунисты умоляли, ну идите же, а то с социализмом будет покончено, но он все медлил, медлил, пока не начались погромы, тут уже выбора не стало – а теперь его на каждой пресс-конференции изводили злобными вопросами.
Вскоре после Будапешта Сталин снова явился к нему во сне, но был настроен куда дружелюбней, чем до этого, даже посмеивался.
«Видишь, – шепнул усатый негодяй, – нет другого средства, чтобы удержать власть, только насилие».
Это бесило Хрущева – он не был Сталиным и не хотел им быть. «Не хихикай, мы тебя скоро из мавзолея вышвырнем!» – пригрозил он в ответ, хотя сердце и екнуло от страха.
До сих пор это никак не получалось, слишком сильным