Однако когда птица затряслась, поднялась на несколько метров и рухнула в траву, жена испугалась. Максим получил сотрясение мозга, вывихнул руку, сломал ногу и пару ребер, и почти два месяца провалялся на диване с книжками, в мрачном осатанении. Едва сняли гипс, он снова переделывал аппарат. Однако неудачи, предсказанные французами, следовали одна за другой: орнитоптер не желал взлетать. Он подпрыгивал, кружился на месте, зарывался носом.
Таня, обложившись подушками, вязала Максиму шарф, серый, в черную и красную полоску, но, закончив работу, распускала нитки и начинала заново.
– Разве не видишь, – говорила она, – дни идут, ты мечешься. Все бессмысленно, страшно и темно. Надо что-нибудь срочно предпринять. Увези меня к морю».
– К морю? – рассеянно отзывался воздухоплаватель, и рылся в тумбочке, ища ментоловый карандаш. – Что мы будем делать у моря?
Дата полета ему приснилась во сне, и он сказал, что летит четвертого.
Правда, четвертого июня они поссорились. Леонтьева обвиняла мужа в мистике и просила отложить испытания. Ландо метался по дому, искал капли от нервов. Когда она поняла, что уговоры не помогают, стала просить, чтобы он взял ее с собой:
– Если уж ты так желаешь разбиться, давай сделаем это вместе.
– Очень трогательно, – отвечал Максим, – отличный сюжет. Думаешь, мы войдем в историю? Поговорят и забудут.
Он уже запустил двигатель, когда увидел, что жена идет в его сторону, но как-то неуверенно: шатаясь и будто бы ища руками опору. При этом Максима удивило, что Таня оделась, как на званый ужин: на ней было платье цвета индиго, за спиною, сорванная ветром, болталась шляпа.
Максима охватили плохие предчувствия. Он знал, почему. Таня давно болела опасной формой туберкулеза, и уже больше лежала, чем ходила. Он побежал навстречу и едва успел подхватить ее на руки. Пошла горлом кровь, кожа сделалась желтоватой, как засвеченная фотобумага, ногти посинели, лицо приняло удивленное выражение.
Максим тряс ее за плечи, делал искусственное дыхание, щупал пульс, – тщетно.
Он не знал, сколько времени просидел рядом, гладя Таню по волосам, которые казались приклеенными, как у куклы. Он не мог поверить, что жена умерла, было легче думать, что заснула. Но, осознав, наконец, что это не сон, не обморок и даже не кома, Ландо повел себя, как безумный. Он вытер кровь на ее лице, понес к орнитоптеру, усадил на заднее сиденье, привязал ремнями и взлетел.
Орнитоптер будто бы ждал жену Ландо. Он замахал крылами, послушно оторвался от земли и полетел.
За деревьями начинались предместья, тянувшиеся до самой окраины Мюнхена, а дальше остальной мир.
Ландо сделал несколько кругов над этим миром, который казался ему враждебным, посадил птицу, и вдруг увидел погибших друзей.
Они стояли недалеко от ангара и Фрегата, где они прожили с Таней последние месяцы. Приведения