Да и как можно обвинять в невежестве Христа, учение Которого перевернуло мировоззрение и самую жизнь миллионов людей, среди которых можно назвать не одну сотню великих ученых, политиков, философов, деятелей искусств и т. д… О знакомстве Христа с господствовавшей над Иудеей римской властью (а, следовательно, и с греко-римской культурой) можно судить из ответа Христа на вопрос иудеев о том, следует ли подавать подать кесарю. Из ответа Христа прямо следует, что Он вовсе не удивился вопросу, хотя, по «логике» Авдеева, должен был спросить: «Какому кесарю? Ничего не знаю ни о каком кесаре!» и т. д.
Единственное, в чем прав Авдеев (и другие критики христианства), так это в том, что Христос родился на самой окраине империи и был в своей жизни фактически нищим человеком, не занимавшем никакого сколь-нибудь весомого социального положения в обществе. В этом смысле даже авторы сугубо антихристианской направленности никогда не подвергали сомнению следующие слова из Евангелия: «Тогда один книжник, подойдя, сказал Ему: Учитель! я пойду за Тобою, куда бы Ты ни пошел. И говорит ему Иисус: лисицы имеют норы и птицы небесные – гнезда, а Сын Человеческий не имеет, где приклонить голову» (Мф. 8:19–20).
Хотя, учитывая предвзятость антихристианских источников, если бы случилось так, что Христос каким-либо образом занял в обществе видное социальное положение (допустим, стал императором Рима), то у критиков христианства родился бы новый повод обвинить Бога в насилии над человеческой свободой, – мол, кто же не уверует в, наделенного фактически безграничной властью над подданными, верховного правителя? Подобный подход может говорить лишь о том, что критиков христианства в принципе не интересует сама суть вопроса, впрочем, как и суть христианской веры. Для них христианство, априори, представляет из себя либо наивное заблуждение неграмотных, низших слоев общества, либо сговор верхушки с целью порабощения основной массы людей. Хотя сам этот факт (т. е. факт того, что Спаситель народов родился фактически в полной нищете) мог бы натолкнуть думающего человека на мысль о том, что как-то все это не укладывается в обыденные рамки человеческого представления о Верховном Мессии и, следовательно, вряд ли подобное учение (о нищем мессии, да еще и окончившим свою жизнь позорной смертью раба на кресте) могло быть выдумано людьми, которыми двигали либо невежество, либо те или иные меркантильные интересы. Гораздо проще было бы, в этом случае, воспользоваться теми ожиданиями возвращения золотого века, которыми жили люди данной эпохи. А ведь они связывали эти ожидания не с нищим проповедником, умершим самой