К этим именам (кого-то я, вероятно, упустил) присоединился Глазков после изгнания из МГПИ.
Поэты были разные (как всегда и во всех внешне объединенных группах), но интересно, что именно в литинститутской предвоенной литгруппе, несмотря на декларируемую платформу «Маяковский – Сельвинский», возникла тяга к пушкинской традиции в стихах Павла Когана, твоих и, может быть, Львовского и Немировского…
Возврат к Пушкину – это возврат не назад, а вперед. С чем тебя и поздравляю!
Поэтому и баллады твои – прелестные и остроумные – не архаика, а классическое новаторство.
Небывалисты и литинститутцы (назовем так вашу группу; о ней, кстати, я немного пишу в воспоминаниях о Глазкове) представляли, что ли, «новую волну» в поэзии конца 30-х – начала 40-х гг.
Две эти «школы» объединяло одно: отталкивание от безликой казенщины в поэзии, прочно утвердившейся в 30-е гг.
Все названные поэты имели свои физиономии и отстаивали свои индивидуальности в годы, когда выделяться было смерти подобно…
Наиболее «физиономичным» среди нас был Глазков. Печальный парадокс в том, что вслед за Маяковским, наступившим на горло собственной песне, наиболее физиономичный поэт оказался от своей физиономии, решив, что так ему будет легче жить, и стал публиковать трафареты и пустяки – публикации ради публикации…
Наши группы поредели после войны: уцелевшие частью не оправдали творческих надежд. Выросли и получили признание – Слуцкий и ты.
Теперь – почти официально – спрашиваю тебя как представителя лиц по творческому наследию Бориса: написать ли мне воспоминания о Борисе Слуцком?
На твоем вечере подумал: а ведь ты – последний из могикан литинститутской школы предвоенных лет!
Могиканин…
Мог ли Каин?
Мог! И – Каин?!
Мог. Не Каин.
Спектр смыслов, относящийся ко многим нам. К тебе – четвертый смысл.
Будь здоров и вдохновен!
Твой Юлиан
P. S. Шлю стихотворение, которое любил Слуцкий.
Пушкин, русский эфиоп!
Мы с тобой отчасти схожи,
Хоть совсем различны рожи
И пути дорог и троп;
Рос известным ты повесой,
Рано занялся поэзией.
Пред тобой я остолоп,
Пушкин: русский эфиоп.
Был горячего ты нрава,
И тебя пригрела слава,
А меня – по шее хлоп…
Пушкин – русский эфиоп!
Глаз стихом колол не раз ты;
Не был я такой зубастый,
Не вгонял врагов в озноб,
Пушкин, русский эфиоп!
Но и я писал по чести,
Без