Было нелегко разлучаться с остальными. Нам хотелось быть всем вместе, когда нас отправили на фронт, а теперь мне приходилось ложиться в госпиталь. Но Пилле успокаивал меня:
– Не переживай, старина Бенно, мы сохраним за тобой место.
Францл отвлекал меня, заполняя большую часть моего времени.
– Один Бог знает, что нам уготовано, – сказал он.
В госпитале лежали десятки солдат из нашего батальона. Наш форсированный марш продолжал оставаться главной темой для разговоров. Некоторые думали, что его предприняли для того, чтобы закалить нас перед наступлением в Россию, но другие верили, что вся операция завершится за два-три месяца. Когда кто-то сказал, что на это потребуется целый год, мы рассмеялись ему в лицо.
– Разве нам много времени потребовалось на то, чтобы завоевать Польшу или Францию?
Не возникало никакого сомнения, что мы разобьем русских: даже самые закоренелые пессимисты совсем не ожидали поражения.
По радио то и дело торжественно объявляли о блистательных победах, следовавших одна за другой. Красные беспорядочно отступали. При каждом упоминании о наших победоносных армиях меня распирала гордость.
Однако нам не пришлось долго ждать первого разочарования. Прибыл санитарный поезд, первый из России, и санитары стали выносить солдат с оторванными конечностями, в забрызганной кровью форме, с пропитанными кровью бинтами на ногах, руках, на голове и груди. Мы также видели бледные, перекошенные лица со впавшими глазами.
Один из раненных в России, смуглый, толстогубый парень рассказывал нам, как это было. По его словам, все было очень страшно. Красные сражались отчаянно, и мы понесли тяжелые потери. Стремительное наступление продолжалось, но такой ценой, которую мы едва ли смогли бы платить продолжительное время. В довершение всего у русских было несоизмеримо большее число солдат под ружьем.
В госпитале я провел шесть безмятежных недель. За это время перелом сросся и я был выписан, чтобы присоединиться к своей роте, в которой ребята волновались, смогу ли я их нагнать. В конце концов я добрался до казарм, где был размещен мой взвод.
Я открыл дверь и ввалился в «муравейник», где повсюду копошились люди. Они собирали вещи. Первым меня увидел Шейх. Его глаза сузились в величайшем изумлении. Затем он замахал своими пухлыми руками, щелкая пальцами, как кастаньетами.
– О, клянусь моей больной спиной! – закричал он. – Неужели это ты, Бенно? Иди ко мне, свет очей моих!
Меня моментально окружили. Францл жал мне руку до тех пор, пока она не стала болеть, а долговязый Пилле чуть не сломал мне спину, когда хлопал по плечу. Глаза Вилли сияли, когда он взглянул на меня через стекла очков. Он казался еще более хрупким, чем раньше.
Пилле засмеялся.
– Послушай, старик, – сказал он, – мы как раз о тебе говорили. Ты вовремя. Видел приказ на марш? Мы отправляемся сегодня же вечером!
Францл предложил:
– Узнай,