Не скажешь, что изысканной красы.
Он то и дело пальцем лез в жилет
И доставал карманные часы.
Задвигались морщинки на лице,
Но, впрочем, страха нету и следа.
В кондитерскую входит офицер.
– Ну, что, готово? – Все готово, да.
Казалось, господин теперь был рад,
И выдало его сияние глаз,
Он заказал и выпил лимонад,
И произнес: «поехали, Данзас!»
Друзья поднялись, ящик прихватив.
В пустом кафе, пробив «четыре» дня,
Часы сыграли траурный мотив,
Кого-то прежде срока хороня…
За городом у Черной речки
За городом, у Черной речки
В двадцатых числах января,
Между собою говоря
Лишь по-французски, человечки,
В тяжелых шубах, сапогах,
При ветре кашляя негромко,
Топтали в десяти шагах,
В снегу тропинку, но поземка
Все заметала на пути.
Сугроб. Ни шагу не пройти.
Возок, карета, слуги, кони
Уже невидимы. Скорее!
Зимою быстро вечереет
И все спешат, двоих тех кроме,
Которые, прибыв сюда,
Друг другу слова не сказали,
На лицах страха нет следа,
Сейчас, но, что же будет далее?
Пока утаптывают наст
Минутка есть у них, у нас.
Поэт – скрыт под медвежьим мехом,
С редеющих кудрей копной,
Был занят мыслью одной:
Убить быстрее, и уехать
Домой, на Мойку, в кабинет,
Сесть в кресло с книгой у камина.
Ему и хочется, и нет
Жену увидеть – chere amie, но
Покончив дело, наконец,
Влепить в противника свинец.
Кавалергард, стоит понуро,
Не смерти он боится, нет.
Но, зван к шести он на обед,
И – опоздает, мыслит хмуро.
Дуэль? Обычный пустячок,
С кем не случается на свете?
Чужой ли, свой разбить висок —
За все ведь Бог один в ответе.
Не в первый, не в последний раз
На теле лишняя дыра.
ОН вызывает наглеца,
И это много упрощает,
Ведь он француз, и не прощает
Обид приемного отца —
Письма, наполненного ядом.
А автор-то – рогатый муж.
– Ну вот, теперь стоим мы рядом
Как он невзрачен и не дюж!
Нет странности в том, что она
В меня, бедняжка, влюблена.
Я – молод, он уже не очень.
Слыхал я, что он небогат,
Он сам повесничать бы рад,
Да только больше нету мочи.
Рога носить черед настал
Тебе, пенсионер—повеса.
Об этом ты в стишках писал,
Жаль, я по-русски ни бельмеса…
Тебя счастливей я в любви
К твоей супруге. c`est la vie!
Поэт не очень был встревожен
Дуэлью новою своей,
Но в продолжение трех ночей
Во сне