Артём с Тимуром давно с этим смирились, предварительно отработав сотню разных техник и достигнув уровня магистров лжи, но так ни разу и не обманули Ульяну.
– В полицию схожу, – вздохнул Артём.
– Это по поводу отца, да?
– Да.
– До сих пор нет вестей?
– Нет.
Ульяна неожиданно взяла Тёму за руку и заглянула ему в глаза. В её взгляде уже не было привычной колкости и насмешки прокурора – только сочувствие и нежность.
– Он обязательно найдётся, – прошептала она и добавила чуть громче: – Вернёшься – расскажешь, как всё прошло.
– Договорились, – ответил Тёма, отпустил Ульяну и зашагал к полицейскому участку.
Нестрашный переулок
Под ногами Артёма стелился, упираясь в поворот на Первомайскую, асфальт Зелёной улицы. Зелёная нравилась Тёме больше Первомайской, на которую вот-вот предстояло выйти. На то было немало причин.
Во-первых, Зелёная была действительно зелёной из-за высаженных по обе стороны улицы клёнов, в отличие от Первомайской, которая представляла собой два нестройных ряда пятиэтажек, разделённых полоской свежеуложенного дорожного покрытия.
Во-вторых, между деревьев Зелёной высились фонари с круглыми лампочками, и здесь было светло даже ночью, а на Первомайскую после заката лучше было не соваться, если нет желания провалиться в открытый люк или нарваться на компанию гопников.
В-третьих, на Зелёной не было Нестрашного переулка. На самом деле этот тупичок носил имя некого Н. Страшненко, заслуги которого были либо очень невелики, либо преступно недооценены. Иначе почему в его честь назвали не тихий сквер, купающийся в тени исполинских лип, и не оживлённую аллею с деревянными скамеечками, на которых ютятся воркующие парочки, а захудалый переулок, заваленный мусором? Да ещё и расположенный на самой серой улице города.
Кроме того, Нестрашный притягивал к себе самых разнообразных личностей со всей округи, начиная от уличных художников, вооружённых кастетами и баллончиками с краской, и заканчивая в общем-то безобидными, но оттого не менее противными забулдыгами и бомжами. Такое разношёрстное соседство не могло обойтись без конфликтов, поэтому ругань и крики были неотъемлемой частью Нестрашного. Голосом уродливого тупика на Первомайской.
Нестрашный начинал говорить, как только солнце скрывалось за горизонтом. Даже когда в нём никто не выяснял отношения, переулок ухал и вздыхал, копошился в своей влажной, мшистой утробе, будто что-то в ней искал, шурша картоном коробок и звякая металлом мусорных баков. Искал уже много лет, но так до сих пор и не нашел.
Иногда вечер заставал Тёму и его друзей далеко от дома, и им приходилось возвращаться домой по Первомайской. Проходя мимо Нестрашного, все как по команде прибавляли шагу, стараясь не вглядываться в царящую там темень, и повышая