Она опасливо отодвинулась от него, точно он сказал не это, а: «ну, наконец-то мы вдвоём!».
– Не то, чтобы я удивлён, – проговорил Лазарь, думая, что сообщать ей об этом сейчас было довольно рискованно. Интересно, любила ли она его? И если да, то как бы классифицировал это чувство старина Эрих Фромм?
Яника ничего не ответила и продолжала плакать, изредка прерываясь для того, чтобы судорожно втянуть в лёгкие воздуха. Наверное, кто-нибудь другой на месте Лазаря бросился бы её успокаивать, сыпать ободряющими обещаниями, нести всякую чушь и, может быть, тихонько гладить по руке. А мог отодвинуть занавеску, приставить к ржавому патронташу радиатора табуретку и «сделать ручкой» с другой стороны окна.
Лазарь внимательно осмотрел её. Сегодня она выглядела куда хуже обычного, словно после ухода Джуды течение её болезни форсировалось в несколько раз. Проступающие сквозь тонкую кожу кости на запястьях наводили на ассоциации с постояльцами Освенцима.
– Слушай, давай позавтракаем…
– Ах, Лазарь! – воскликнула она и кинулась ему на грудь.
Лазарь на себе почувствовал, насколько сильно сдала девчонка, когда её тонкие, как стебли, руки обвились вокруг его шеи.
2
В кухне нашлась вода, и даже заварной чайник был наполовину полон. Впрочем, размышлял Лазарь, разливая по кружкам холодный зелёный чай, для Яники он сейчас наполовину пуст.
– Попей, ты плохо выглядишь, – он подтолкнул к ней чашку. – Не самый сладкий комплимент, но правда.
Она молча отодвинула от себя чашку, и Лазарю пришло в голову, что кульминация Игры уже не за горами. Сейчас Ведущий как никогда близок к цели. Цели, к которой ведёт множество указателей, но у которой всегда одна дорога. И совершено неважно, что Яника при этом сделает – решит выпрыгнуть из окна или выбросит оттуда кого-то другого. Семь бед – один ответ. Надо было срочно занять её мозг чем-то ещё, кроме переваривания собственного горя.
– Представляю, как тебе паршиво, – Лазарь отпил немного чая. – Как будто шёл-шёл по улице и вдруг вступил в хорошую кучу дерьма.
– Это не одно и то же, – не поднимая глаз, возразила Яника.
– Только в буквальном смысле. Когда вступаешь в дерьмо на пути к ларьку с хот-догами, ты не вдаёшься в причину проблемы и не думаешь о последствиях. Не делаешь выводов, прогнозов, не сожалеешь и не раскаиваешься. Ты просто ругнёшься матом, как распоследний сапожник, и приступишь сразу к главному – соскабливать дерьмо с подмётки.
Яника не поднимала глаз, и Лазарю на миг показалось, что даже не слушала, но он продолжил:
– Когда дерьмо случается в жизни, ты задаёшься множеством вопросов, которых никогда не задал бы себе, вступив в дерьмо на улице. И только потом начинаешь действовать. Знаешь в чём разница между дерьмом в жизни и той кучей, которая дымится на дорожке?
Яника сняла пальцами прилипшие к щекам мокрые пряди и наконец-то удостоила Лазаря взглядом:
– В чём?
– Когда ты вступаешь в дерьмо на улице, ты точно знаешь – это дерьмо