«Ого! Неужели кому-то удалось запугать тебя?» – не без злорадства отметила про себя я.
– Зачем вы притащили его сюда? – спросила я, подозревая, что меня собираются шантажировать.
Азиат ответил, рядом стоящий перевёл:
– Он пришёл сюда сам. Мотылёк на огонёк…
И вся их компания рассмеялась, причём это было неподдельное веселье. Только мы с Диланом стояли по разные стороны круга, опутанные невидимыми нитями и лишённые возможности управлять ситуацией. Ни он, ни я не сказали друг другу ни слова, нам даже смотреть друг на друга было противно. Не над этим ли смеялись остальные?
Когда гомон утих, со мной снова заговорили:
– Я вижу, что твоей семейной жизни настал конец. Столько надрывных усилий и всё впустую… недосказанности, подозрения в измене… Пора всё прояснить, неправда ли?
– Вы лезете не в своё дело, – ответила я, но про себя отметила, что кто-то всерьёз покопался в моём «грязном белье».
Все присутствующие в зале, кроме одного, были носителями волчьего гена, но они разительно отличались от тех людей, которые работали в спецслужбах клана: более дерзкие, радикально настроенные и подозрительно разномастные.
Улыбка не сходила с лица азиата, главы этого сборища.
Дилан ничего не понимал, он всё ещё время от времени дёргался и пытался высвободиться от удерживавших его людей и задавал глупые вопросы на потеху публике.
Главарь с раскосыми глазами продолжил:
– В память о моём… друге я сделаю вам дорогой подарок, – тихонько посмеялся. – Очень дорогой…
«О каком друге? Что вообще несёт этот тип?» – недоумевала я.
– Мне не нужны подарки от вас! Хватит уже загадок, просто отпустите нас! – был мой ответ.
– Без моего подарка ты уйдёшь только в могилу, – уже со злостью сказал азиат и махнул рукой, чтобы меня увели.
Так я снова оказалась в камере с Сашкой.
– Я думал, на этот раз тебя убьют… – сказал он.
– У них Дилан.
– У-у-у… Значит, они заставят его убить нас и будут смотреть на это, как в реалити-шоу, – с какой-то совершенно идиотской ухмылкой предположил Тысяча огорчений.
– Заткнись, идиот.
– А ты не спрашивала, нас собираются кормить?
На этот раз я проигнорировала его вопрос. Хотя, чем дальше, тем чаще я задавала его себе. Ни питья, ни еды. Не слизывать же конденсат со стен на потеху всем?
От холода я ходила из угла в угол и прыгала по камере. К Сашке не приближалась и старалась делать вид, что его нет.
Хлеб и воду принесли, когда я уже свалилась на пол без сил.
Счёт времени был потерян. По моим предположениям, мы просидели в этой холодной сырой камере четыре дня. Дверь открывалась раз в сутки, чтобы бросить нам хлеб, бутылку с водой, одну на двоих,