Самое главное, это было единственное место, где великие мужи своего времени могли позволить себе скрыться от вездесущих жен и без оглядки обсудить любые, пусть иногда даже и не совсем пристойные темы. Спиртное, сигары и азартные игры были единственными молчаливыми свидетелями многих тайн, обсуждаемых в этих кабинетах.
Мейсон хорошо помнил время, когда вход в этот клуб был закрыт и для него. Начинающий юрист, которому судьбой было отказано в аристократическом происхождении, прекрасно понимал, что в этом клубе его ждут новые знакомства, а, следовательно, и обеспеченные клиенты. Поэтому, о покупке членства он задумался давно. Но, собрать достаточную сумму еще не значило беспрепятственно войти в клуб через парадную дверь. Официально не существовало правила, по которому в Уайте могли состоять только титулованные особы. Главное, чтобы ты был мужчиной и имел достаточно увесистый кошелек. Но негласно, все-таки, требовалась некоторая протекция. Именно ее долго не мог получить Келли. Все его высокопоставленные клиенты отнекивались от этого как могли, ведь это означало поставить его практически на одну ступень с собой. А этого жеманные светские львы позволить своему самолюбию не могли. Членство в клубе свалилось на него внезапно, причем в виде подарка. Грегори Хокстоун таким своеобразным способом оплатил ему услугу, за которую Келли отказался брать с него плату. Грег спорить не стал, но в книге голосований клуба немедленно были поставлены все до одной необходимые подписи, Келли не получил ни одного «черного шара», и на следующий день посыльный от Уотерфорда принес ему пакет с необходимыми документами.
– Их сиятельства, герцог Уотерфорд и герцог Клэймор ожидают вас за столом для покера, – швейцар принял у Келли пальто и сделал жест в сторону беседующих мужчин.
Сказать, что Мейсон чувствовал себя здесь не в своей тарелке – означало не сказать ничего. Когда он сидел в компании герцогов, и ему еще повезло, что сегодня не было Стенфорда и Торнтона, это ощущение усиливалось в несколько раз. И то, что происходило это довольно часто, и к тому же он с полной уверенностью мог назвать Хока своим другом, совершенно не облегчало его страданий. Ирландский мальчик вырос, получил образование, приобрел светский лоск, достойный аристократа, завел влиятельных клиентов, но в душе оставался все тем же. Видимо, это и сказывалось каждый раз, когда он оказывался среди «сильных мира сего».
Миновав несколько таких же столов, Келли, поприветствовав сидящих, опустился в кресло.
– Хок,