Нь-ян-нуй сам подошел ко мне и дружелюбно приветствовал, его мимика сама подыскивала извинительные нотки.
– Путешественник! – сказал он, перейдя на уважительное имя. – Ты видишь, что манирока не оставляют нас без войны! Неприятель посылает на нашу землю своих воинов, а завтра пришлет ещё больше. Разве они не подлежат за это смерти? Ты обладаешь таинственной силой…
Я понял, что вождь пытается вовлечь меня в конфронтационные раздоры.
– Это какой такой силой? – спросил я.
– Ты умеешь сбивать с прямого пути стрелы и копья, пущенные в твою грудь и спину.
– Отомсти за нас! – кричали мне разгневанные туземцы.
А вождь продолжал:
– Мы верим в твою неуязвимость, которая позволяет тебе не бояться стрел и относиться равнодушно к копьям противника, а твоя голова, как скала, крепка для топора. Мы преклоняемся перед тобой, и сочли удобным обрести в тебе союзника.
Я догадался, что, предлагая это, Нь-ян-нуй планировал выдвинуть меня на самую переднюю линию обороны как живой щит, а потом возглавить атаку.
– Благодарю за доверие! – сказал я. – Но не лучше, если я отсюда с этой высокой точки, как и бог Дуссонго, буду всячески стараться вдохнуть мужество и смелость в воинов и ободрять их на войну?
Услышав мой ответ, воины только пуще взревели:
– Белый человек испепелит манирока, убьет их, возьмет их в плен, съест их внутренности!
Новое откровение. Вера в моё могущество создало в туземцах иллюзию, что я могу всё, даже есть кишки.
– Воины! – крикнул я. – Лучшая победа – приобретенная вашими собственными стрелами и копьями!
Итак, сделав хорошую мину при плохой игре, я отказался от почетного предложения стать героем войны и отдать свою жизнь. Хорошо быть в регалиях, но только чтобы не мертвым в кустах.
Тогда, видимо, вождь решил нагрузить меня новым заданием. Он очень изменился за последние часы, не принимал участия в шумном ликовании своих воинов по поводу ближайших успехов и будущей богатой добычи, и, казалось, был погружен в размышления совсем другого рода. Он производил впечатление не столько пылкого полководца, сколько удрученного от обилия ума философа. Какими надеждами он убаюкивал себя с мертвенно бледным лицом и опущенными глазами? Видимо важность государственных дел и обилие забот переполнила его всего.
– Путешественник, – сказал он, – нам не спать, как видно, этой ночью и последующими, и тебе тоже. Просим позволения в случае продолжения войны, взять наших женщин под свою защиту, опеку, лучше под покровительство.
– Верно ли я вас понял: под покровительство – это значит…
Заминка