На всякий случай Ингер ещё раз зашёл на конюшню. Подмешанный в молоко сок белладонны умертвляет не сразу. «Красная заря», что цветёт на рассвете, будучи добавленной в пищу тут же вызывает страшные мучения. А едкий нектар наперстянки убивает постепенно, учащая пульс, вызывая колики, рвоту и смерть.
Ромке мерно жевала сено.
Ингер постоял, рассеянно поглаживая кобылу по холке. На дворе смеркалось, и он, заперев ворота конюшни, вернулся в дом.
Минувшим утром о его прибытии не знал никто. И всё время, пока охотник в сопровождении священника изучал деревню, она казалась пустынной. Не бродили за ними по пятам толпы жаждущих донести на ближнего своего, никто с мольбой не бросался под копыта лошади, рискуя быть растоптанным раньше, чем выслушанным. Но не раз и не два Готтшальк замечал, как колыхались тени в подслеповатых окнах.
За ним наблюдали. И боялись – больше, чем обычно.
Ингер тщательно занавесил оконца. Завтрашняя проповедь обещала многое. Пусть Ульрих болтает языком, пугая прихожан – когда люди боятся, на их лицах написано всё, что они думают. Не исключено, что кто-то из местных знает о ведьме больше, чем хочет сказать.
Охотник потёр лоб. Пропала девица, сгинули в небытие четыре дома с семьями. Люди не исчезают в никуда и не возникают ниоткуда – но местные крестьяне, кажется, с этим не согласны.
Впрочем, не только местные. Чудовищное упрямство, как чума, поражает невежд – и они верят, что человек может появиться из пустоты. Боже всемогущий, ведь на его, охотника, долю уже выпадали точь-в-точь такие невежды!
Ингер покачал головой. Те люди и впрямь свято верили в козни дьявола. И более всех «пособница нечистого» – тощая, немытая, с блестящими глазами женщина, похоронившая мужа. Она отнюдь не выглядела убитой горем и вряд ли вообще сознавала, что происходит.
– Мой Антонио, – шептала она так быстро, что он едва мог её понять, – мой Антонио, он ведь помнит меня. Он приходит ко мне, каждую ночь приходит, и ложится со мной, как всегда ложился!..
И разражалась громогласным смехом, удивительным для такого тщедушного тельца, а по её дряблым щекам текли потоки мутных слёз.
Неудивительно, что её сочли отступницей – один вид этой женщины прямо-таки вопил о её связи с нечистым. Несомненно, она заключила позорную сделку, сотворив скверну. И, конечно же, её упокоившийся муж действительно являлся ей, будучи вызванным с того света дьявольской силою.
Но хуже всего было то, что она сама в это верила.
– Не хотите ли провести у меня ночь, святой отец? – желтозубо ухмыляясь, спрашивала она. – Чтобы убедиться, что мы с моим Антонио неразлучны!
Охотник с грохотом задвинул засов на двери. И ведь он согласился! После стольких лет, которые, казалось, должны были научить его уму-разуму!..
Готтшальк швырнул в плошку на столе кусок свиного жира, заботливо приготовленный для него хозяевами. Толстый, скрученный из суровой нити фитиль затлел, поднесённый к лампадке. Охотник невидяще смотрел на крохотный