Чёрный ящик. О «традиционной школе» говорят обычно как о чём-то весьма определённом. Но единообразной она выглядит лишь с точки зрения административной, внешней формы того «чёрного ящика», в котором могло происходить всё, что угодно.
В один и тот же час школьники восьмого класса от Чукотки до Белоруссии открывали учебник физики на одних и тех же страницах. Но только учились они очень разному. Одни пропитывались ненавистью к физике, другие – восхищением перед ней на всю жизнь. Одни знакомились с радостью творческих усилий, другие – с искусством не выделяться. Одни привыкали угодничать, другие сотрудничать.
Причём происходить это могло не только в соседних помещениях через стенку, но даже в рамках одного класса, даже на одном уроке. Ибо троечники и отличники учились разному…
Официальной задачей общего образования провозглашалось обучение всех учащихся основам всех наук. Но реальная эффективность советской школы была прямо противоположной (хотя и вполне рациональной, соответствующей «социальным запросам» своего времени). Шанс на общее образование вроде бы давался всем, но сама система работала скорее как тест на способность к самообучению в том или ином направлении и как механизм сортировки. (Настоящее-то обучение с ответственностью за результат начиналось шагом позднее – в институте или техникуме).
Ключ. Теперь попробуем взглянуть на то же самом в позитивном ключе. Только в качестве ключа нам потребуется ввести важнейшую переменную: личность учителя.
Жизнеспособной советскую школ делала отнюдь не её пресловутая систематичность, требовательность, единообразие, а совсем другое. В каждой советской школе у подростка был шанс встретить интересного человека. Интересного как личность или как знаток своего предмета, готового возиться с детским коллективом или хотя бы с несколькими избранными его представителями, знакомящего с другими занятными людьми и учебными сообществами…
Без этого «ключа» механизм обычной советской школа не включался, не приносил ничего, кроме вреда. Зато этот нюанс менял очень многое.
Формализованность школьной машины давала возможность автономного, параллельного существования учителей, весьма по-разному (иногда противоположно) относящихся к своему делу. Хорошие и дурные, эрудированные и безграмотные, серые и яркие, наивные и циничные, перегоревшие и с сияющими глазами – все они благодаря незатейливости прочных формальных рамок могли уживаться под одной крышей.
В каждой школе можно было встретить учителей, чем-то увлечённых: или своим предметом, или жизнью как таковой, или участием в жизни учеников.
За их счёт срабатывали механизмы не только