– Сука, если не будешь драться, я тебя сам завалю!
И Виталик бросился. Мы пошли в слепой обмен ударами и снова разошлись без видимых потерь. Это длилось действительно долго, дольше, чем когда-либо, – мы оба уже устали. Спартак объявил перерыв. Я хотел воды, ее не было. Спартак давал мне новые советы, которых я уже не слышал. Виталик стоял поодаль, его друзья старались стоять еще дальше. Шершень сегодня вынес свое пневматическое ружье, он увидел, как Виталик стоит с отсутствующим видом и спросил:
– Ты куда, сука, смотришь? – после чего с трех метров выстрелил ему в лицо и пробил щеку.
Виталик только вскрикнул:
– Ай, блядь!
Но никто из друзей даже не дернулся в его сторону. Он истекал кровью, но, когда мы продолжили битву, снова только прыгал вокруг меня, по-прежнему энергично. Я на него – он от меня. И вот мы уже у оврага, с другой стороны поле, овраг за моей спиной, я вымотан. Виталик кинулся на меня, я споткнулся о корень дерева, торчащий из оврага, и упал. Отличная возможность нанести мне сильнейший удар ногой в голову, что он и сделал. Это нокаут, пацаны орут:
– Ну, пиздец тебе! Так нельзя!
Наверное, можно – на его ме сте я поступил бы так же. Я встал, голова сильно кружилась, из носа хлестала кровь, поднял руки и снова по инерции двинулся в сторону Виталия, но его уже месил ногами Толя. Спартак накинул мне на плечи куртку и, оттолкнув меня в сторону, сказал, что мне пора домой, сам же побежал мочить Виталькиного друга, схожего с ним комплекцией. Я развернулся и ушел. За моей спиной раздавались крики: «Не надо!» Ребят жестоко прессуют, но мне это уже не интересно, я знаю, что будет дальше, и уже не чувствую ни злобы, ни тревоги – ничего. Полнейшее