Один из воинов свиты зашевелился, доставая что-то из поясной сумки, но новик смотрел только на знаменитого воеводу:
– Отец мой честно царю всю жизнь служил. И братья младшие, как подрастут, достойными звания боярского будут! Дозволь под твою руку исполчаться, Дмитрий Иванович?
– Имя я твое запомнил, боярский сын Щерба, – кивнул воевода. – Отвагу твою ныне знаю. Отдыхай.
– А чего мне отдыхать, княже? – развернул плечи новик. – Руки целы, ноги целы. В сече мое место, а не в телеге знахарской!
– Храбрец, – похвалил воевода, – этого у тебя не отнять. Ну, коли так, ныне сотником тебя в полку левой руки ставлю. Князь Мстиславский раненый лежит, и бояре старшие тоже посечены. Тебе честь – вместо них сотни боярские в атаку поведешь. Их, правда, всего три у тебя осталось. И более не дам. Дорогу видишь? Воевода свенский Банер превыше всего боится, что захватим мы сей выход и на поле их запрем. Оттого все силы на сей стороне супротив тебя и собрал. Мы же, как ты к себе внимание общее привлечешь, засадным полком в левый край его, вконец опустевший, ударим, за спину пройдем и стопчем ворога начисто. В твоих руках победу нашу оставляю. Напугай Банера так, чтобы ни единого кирасира отсюда не увел. Сделаешь?
– Не сумневайся, княже!
– Не сумневаюсь, – поворотил коня князь Хворостинин.
Боярский сын, ныне уже сотник, Щерба проводил его взглядом. Карасик же, ругаясь, принялся стаскивать с себя колонтарь:
– Что же творишь ты, боярин? Ведь побьют! Как есть ведь побьют.
Застегнув теплую стеганку, обшитую снаружи железными пластинками, сотник Котошикин поднялся в седло холопьей кобылы, принял в руку рогатину слуги и подъехал к уставшим ратникам, отдыхающим под прикрытием щитов:
– К последнему усилию призываю вас, други! Ныне токмо от нас, от храбрости и чести нашей исход битвы зависит. Докажем же государю, что мы есть лучшие из слуг царских, что на земле русской рождались! Не посрамим имени русского, отцов и прадедов наших. Выбьем схизматиков поганых с земли нашей, дабы боле здесь и не показывались! За мной, други, за мной!
Теперь он, как час назад князь Мстиславский, первым выехал за щиты гуляй-города. А следом, один за другим, стали выезжать остальные боярские дети и их холопы, крестясь перед последней своей схваткой, целуя нательные распятия и шепча молитвы. Вдалеке, возле ставки, запели трубы, и сотник махнул рукой трубачу:
– Играй атаку! За мной, бояре! Во славу Божию, за мной! Ур-ра-а!!!
Он дал шпоры кобыле, посылая ее в сторону плотных шведских рядов, разгоняясь в стремительный, поющий ветром в ушах галоп, опустил рогатину, выбирая жертву для удара, – и тут склонившиеся к аркебузам стрелки нажали на спуск, посылая в сердца атакующих смертоносный свинцовый поток.
Щерба увидел вырвавшиеся из стволов дымы, вздрогнул от обжигающей боли, опрокинулся на спину и…
…открыл глаза. Рефлекторно откатившись в сторону, грохнулся на пол,