Заскрипели ступени крыльца, скрипнула дверь в сенях, протопали тяжелые шаги по скрипучим половицам, затем распахнулась дверь в горницу, и на пороге возник кряжистый мужик с русой окладистой бородой и усами, в синей выцветшей рубахе-безрукавке и потертых штанах. У него была такая мощная шея, такие широкие плечи и выпуклая грудь, такие толстые руки, что он казался одним из тех былинных богатырей, о которых рассказывалось в сказках и какие давно перевелись.
– Здравствуйте! Хлеб да соль! Не помешал? – прогудел он, продолжая подпирать дверной косяк.
– Не помешали. Проходите, – пригласил Петр Васильевич, приподнимаясь из-за стола, с любопытством разглядывая незнакомца. – Может, отобедаете с нами?
– Благодарствую, уже отобедал. Баба Дуня, небось, поведала вам, кто я такой есть, – то ли спросил, то ли подтвердил свою догадку вошедший, привыкший, судя по всему, не слишком церемониться.
– Участковый! – выпалила девятилетняя Аленка с такой поспешностью, будто боялась, что ее опередят. – А почему вы без фуражки?
– Верно, малыш. Участковый тутошний и есть. Александром Трофимовичем Трофимовым прозываюсь. А батька мой, между прочим, на все три «т», – весело прогудел Трофимов, будто в большую трубу. Затем оторвался от косяка, шагнул вперед, тиснул Петру Васильевичу руку, покивал головой: мол, как же, как же, наслышан о Петре Васильевиче, сел на лавку у стены, отер с лица пот тыльной стороной ладони. – А без фуражки я потому, малыш, что считаюсь как бы в отпуску. Но поскольку я один на весь околоток из одиннадцати деревень, постольку отпуск у меня как бы есть и как бы его нету, – хохотнул Трофимов, будто закашлялся. – Вот приметил, что вы приехали, решил зайти и предупредить. Обстановка у нас в районе сложилась исключительно пожароопасная: всё высохло, любая искра – и… сами знаете, что будет. Шатурские болота горят, в Рязанской, Воронежской, Нижегородской губерниях горят леса и деревни. А у нас восточнее и южнее такие болота лежат, что за день не обойдешь, не объедешь. Часть из них когда-то была обводнена, а большая часть – нет. Так что все может быть. Хоть крестный ход заказывай, чтобы нас минула чаша сия, – хохотнул он и продолжил: – С батюшкой Удовским говорил давеча на сей счет: мнется, приказа сверху, вишь ты, не было. Из бывших армейских: они без приказу ни влево, ни вправо, ни взад, ни вперед. А наверху, так я понимаю, ждут, пока ситуация с погодой не прояснится окончательно, то есть пока синоптики на все сто процентов не решатся гарантировать изменение погоды к лучшему. Скажем, хотя бы дня за три. А те и сами не ведают, что нас ждет. В старые времена уже б с полмесяца во все колокола звонили о ниспослании дождя и урожая, ходили бы с хоругвями и с иконами, а тут всё посохло, а они – молчок. Вывод: боятся подрыва церковного авторитета. Из этого вытекает, что не шибко-то верят в свои молитвы.
– И-иии, Трофимы-ыч! – вступилась