– Ну хватит, – сказал папа. – Поехали учиться.
И мы поехали. И мама тоже поехала учиться. И приехали мы на большое такое коровье поле, на котором не было коров, потому что они пошли доиться, чтобы у нас было молоко.
Там папа посадил меня на мотик – и я поехал. Правда, не сам, потому что папа держал меня сзади за сидение, чтобы я не упал и не уехал куда-нибудь далеко. Так мы с папой ехали и ехали по дорожке. Сперва было страшно, а потом – ничего. И я сказал папе:
– Пап, не надо меня больше держать: ведь я на велике вон как здорово езжу, даже Серёжку обгоняю, а он на целый год старше меня.
– Ну давай, – сказал папа и отпустил мотик. – Только держи газ. И не забудь тормозить.
И я поехал. Сам. Я ехал и ехал, а мотик почему-то катил всё быстрее и быстрее, рычал всё сильнее и сильнее, папа что-то кричал сзади, мимо мелькали деревья и кусты, дорожка уже кончалась, а я не знал, что делать, и когда она кончилась, я закрыл глаза, нажал сразу на все ручки, мотик встал, как вкопанный, а я перелетел через него и упал в крапиву.
Тут подбежал папа, поднял меня и мотик и говорит:
– Я ж тебе объяснял: надо сбрасывать газ, а уж потом жать на тормоз. И на тормоз жать не сразу, а плавно. Как на велосипеде. Экий ты бестолковый какой.
Я посмотрел на свой мотик, которому было всё равно, упал я или не упал, в крапиву или просто в бурьян, исцарапался или нет, и мне расхотелось на нём ездить. Всё-таки на велике проще: там нет газа, а есть только педали, тормоз и зеркало. И больше ничего. С него, конечно, тоже можно упасть, и я поначалу часто падал, но потом привык и уже не падаю. А если и падаю, то не плачу. А тут вдруг взял и заплакал: так мне стало обидно.
– Ничего, – сказал папа и вытер мне нос и глаза своим платком. – Все, кто начинает, поначалу падают. Главное, научиться падать правильно. Садись, попробуем ещё раз.
Мне ужасно не хотелось пробовать ещё раз, но и папу было жалко, потому что он ремонтировал внутренности этого мотика ремонтировал, переделывал его переделывал, вёз его на нашу дачу вёз, чтобы мы научились на нём ездить, а я никак не могу научиться.
И мама тоже наверняка огорчится, увидев, какой я у неё бестолковый, хотя она и не видела, как я упал.
Я пошмыгал-пошмыгал носом и снова забрался на мотик. Папа нажал ногой на железку со всей силы – рычаг называется, – мотик от этого рычага зарычал; потом, когда я чуть повернул ручку газа, весело затарахтел – и я поехал. Сам. А папа бежал рядом и говорил, что мне ещё надо делать, чтобы ехать дальше и не упасть. И я ехал и ехал, то чуть быстрее, то чуть медленнее, а папа всё бежал и бежал, и так запыхался, что встал и крикнул мне, чтобы я поворачивал. Я начал поворачивать, но забыл, что надо делать с газом, и опять упал. Только не очень сильно, как первый раз, а так себе.
Пока папа шёл ко мне, запыхавшийся, я успел встать на ноги и даже попробовал поднять