Дарующая: непростой выбор. Кира Гачко

ему. Хотелось бороться, убивать, мстить за гибель самого близкого человека, а не сидеть, словно в заточении боли. И однажды ночью я собрался и покинул родительский дом. Я направлялся в столицу, пробираясь по разбитым дорогам и тропам. Однако далеко уйти не вышло, с рассветом ужас объял меня, огромное адское зарево поднималось над покинутым городом. Я вернулся, но было уже слишком поздно. Все было сожжено дотла. Телами горожан, моих друзей и соседей были усеяны все улицы. Кто-то был еще жив, но корчился в предсмертной агонии, от других остались лишь сожженные останки. Я стоял во дворе своего дома, которого уже больше не было, и смотрел на скорчившуюся обугленную фигуру, сжимавшую в руке свое последнее творение, а дождь тяжелыми каплями оплакивал мою потерю.

      Элонрен закончил свой рассказ столь внезапно, что тотчас воцарилась гнетущая тишина, прерываемая лишь стуком капель по черепичной крыше. В моих глазах стояли слезы, столько ужаса, боли и страданий. Быть может, лучше не иметь памяти вовсе, чем помнить такое.

      – Да уж, не очень веселая история получилась, прости, – сказал он, как мне показалось, с трудом сглатывая подступивший к горлу ком, – Я раньше никому не рассказывал ее.

      – Мне так жаль, – в знак поддержки я дотронулась рукой до его ладони, лежащей на столе, отчего эльф чуть дернулся, но не отстранился.

      – Не важно, это всего лишь старая история, не более, не принимай близко к сердцу, – он чуть заметно улыбнулся, – съешь же хоть что-нибудь, – и он протянул еще теплую булочку, щедро сдобренную маслом. Я монотонно жевала, не чувствуя вкуса, кусок не лез в горло.

      – Возможно, ничего не помнить, не так уж и плохо, – тихо произнесла я. Рассказ Элонрена подталкивал к чему-то ускользающему.

      – Ты ничего не вспомнила нового? Может, хоть какие-то обрывки? – спросил он, смотря поверх чашки с дымящейся жидкостью травяного настоя.

      – Нет. Вообще, теперь все воспоминания о детстве кажутся бесцветными, зыбкими и ненастоящими. Наиболее отчетливое, что всплывает в памяти – это Арон. Но и момент нашей встречи, скорее всего, был на самом деле другим. Я помню, как он забрал из разрушенной выгоревшей деревни маленькую девочку, оплакивающую своих родителей, только что умерших от изнуряющей лихорадки. Но это хоть и кажется с одной стороны реальным, произошедшим на самом деле, в тоже время похоже на какую-то услышанную историю про другого человека. Не могу объяснить это чувство. Реальность кажется такой близкой, но я никак не могу вспомнить, сколько бы ни пыталась.

      – Арон, кто он для тебя? – внезапно спросил Элонрен, между делом вертя в руках виноградную гроздь и медленно отрывая ягоды.

      – Я не знаю. Это все очень сложно. Как можно однозначно судить о человеке, который сначала был всем, а потом оказался предателем, судя по всему?

      – Но ты все же хочешь найти его? – ответил он вопросом на вопрос.

      – Только так можно получить ответы. Арон говорил, постоянно говорил