– У… у меня! – подняла вверх руку сухонькая бабулечка и принялась копошиться в сумке.
Лариса сунула руку в карман, достала упаковку асп. ина, заставила женщину разжевать таблетку.
– Капсулу под язык, – командовала Лара. – Раскусите, но не глотайте! Держите ей голову! – дрожащими пальцами она расстегнула пуговки на воротнике строгого черного платья. – Чего вы все стоите? Звоните в скорую!
Мир дернулся куда-то в сторону и перед глазами вновь возникла палата реанимации.
– Мне очень жаль, Лариса.
– Нет… нет, – она качает головой, но уже понимает – там, подп белой простыней ее отец. По спине бежит холодок. – Операция плевая, – бормочет она, – я сама, лично обследовала его… – голос пропадает, горло сжимает спазмом. Врач качает головой:
– мне очень жаль, Лариса. Ты не можешь не знать, что в его возрасте…
она запускает пальцы в волосы, царапая кожу.
– Ему было шестьдесят пять, Гоша. Всего шестьдесят пять… это моя вина! Он умер из-за меня!
Гоша хватает ее за плечи, встряхивает:
– ничего подобного, ты не виновата, никто не виноват! Так бывает, ты же знаешь, Лариса…
– Уходи, Гош! – кричит она и оттолкнув его бросается к телу отца, падает на колени у койки и рыдает…
Лариса вздрагивает, шесть лет прошло, а она помнит все, как вчера; с трудом ей удается подавить нахлынувшие воспоминания.
Могильщики опускают гроб, орет спешащая к кладбищу скорая. Женщину кладут на носилки, врач что-то быстро-быстро говорит, но Лара его не слышит.
Луна выглянула из-за тучи ее бледный свет рассеял тьму. Лариса ужасно устала, но все никак не могла уснуть. Справили девять дней, родственники разъехались, она осталась одна.
Лариса и самой себе не могла объяснить почему не вернуласьв Москву сразу после похорон, ведь дом, доставшийся ей в наследство, почему-то пугал ее. Это был необъяснимый мистический страх, претящий рационализму, он накрывал с головой, как цунами, превращал кровь в парализующую жидкость. В такие минуты Лара чувствовала потустороннее присутствие, невидимое глазу нечто следило за ней из каждого уголка, как затаившееся чудовище. Стоит потерять бдительность и сомкнутся его хищные челюсти, и утянут на дно…
Лариса думала, что никогда не сможет жить здесь, как бы не влек ее местный воздух – свежий, живительный, влажный. С самого первого дня пребывания знала, что по возвращению в город выставит дом на продажу.
Из распахнутого окна доносились ночные звуки – трещали сверчки, кричала «ху-ху-хууу» неясыть, где-то выла собака. Дверца шкафа скрипнула и открылась. Лариса взглянула на шкаф, ожидая увидеть кого угодно – от бестелесного призрака до потустороннего монстра, но тут же одернуласебя. Нервы и разыгравшееся воображение плохое снотворное.
Она встала и направилась к шкафу. Дверца распахнулась еще шире, обдав Лару удушающим зловонием. в черной пасти шкафа она заметила человечка – маленькую девочку в красном оборчатом платье с торчащими в стороны косичками. Нет, конечно, не девочку, а просто старую тряпичную куклу. Кукла глядела прямо на нее, сверкая янтарными бусинами. Рука сама потянулась к игрушке. Лицо, сшитое из лоскутков грубыми стежками, напомнило чудовище Франкенштейна.
– Мама! – сказала кукла.
Ног коснулось что-то холодное. Сердце в груди екнуло, Лариса скосила глаза вниз и к своему немалому удивлению увидела кошку. Глаза горели в темноте, как автомобильные фары. Прямо таки зеленоглазое такси, а не животное. Откуда она только здесь взялась?
– Мяу.
– Откуда-откуда, – ответила сама себе Лариса, – окно вон настежь, запрыгнула, приблуда несчастная.
Женщина присела и коснулась кончиками пальцев свалявшейся в колтуны шерсти, не холодной, как сперва показалось, просто мокрой – от кошки разило нечистотами. Неужели свалилась в выгребную яму?
Кошка снова мяукнула, сомнения отступили на задний план. Что ж она, Лара, за человек-то такой?
– Пойдём, моя хорошая, – позвала Лариса. – Пойдём на кухню, я тебе молочка налью.
Лара прошла по коридору, на кухне свет не включала. Открыла холодильник, достала бутыль молока. Молоко кошке не понравилось, она только понюхала плошку и отошла.
– Ну что ещё тебе? Колбаски? Хочешь колбаски? – приговаривала Лариса, уже нарезая кружочками «докторскую». – Ай! – Нож попал аккурат по указательному пальцу.
– Мяу.
Кошка запрыгнула на столешницу и стала толкать головой руку женщины.
– Погоди, киса. Погоди. – Она взяла кусочек варенки и протянула кошке. Но кошка и не думала притрагиваться к колбасе – шершавым языком она коснулась ранки и с жадностью стала слизывать выступившую кровь.
Лара отдернула руку, взяла кошку под мышку и вынесла на улицу. черная кошка, мяукнув, мгновенно исчезла в темноте.
Вернувшись в спальню, Лариса щелкнула