Сталинград. Том пятый. Ударил фонтан огня. Андрей Воронов-Оренбургский

на миг, что он увидел генеральскую фуражку комдива, широкие защитного цвета погоны и его строгое, изрезанное морщинами лицо, выжидающие глаза. Да, перед ним незримо стоял бывалый командир, воевавший ещё с белофиннами Герой Советского Союза Семён Петрович Березин и только перед его выправкой, волей: «Без глупостей, майор Танкаев! Будь на высоте. Верю в тебя, как в сына», – Магомед с лёгким звяком вогнал наполовину оголённый       кинжал обратно в узорные ножны. Но дерзкую выходку барону при этом не спустил. Будто невзначай коснулся рукой козырька фуражки – и тут же снайперская пуля, но уже с другой стороны, срезала наполовину сигарету в узких губах штандартенфюрера. Ошеломлённый русским «ответом», фон Дитц шарахнулся вкруг стола. Однако, быстро взял себя в руки и, овладев голосом, со злым восхищением посмотрел на обкусанный снайперской пулей обрубок, будто сказал: «Н-да, красные не дремлют».

      – Ты что, всегда такой пугливый, фриц? – насмешливо рыкнул Танкаев, резко встал из-за стола и, поводя плечами, не глядя на барона пошёл прочь. Тихо посвистывал, давая знать своим, что свидание окончено. Он не оглянулся ни разу, не видел замершего у стола эсэсовца буравившего его ледяным ненавидящим взглядом, не слышал брошенных в спину слов:

      – До встречи в аду, упрямый дикарь. Вам всем конец, красные обезьяны с гранатами.

      Глава 2

      Пулемётный расчёт старшего сержанта Нурмухамедова уже как четверть часа заступил вместе с другими на позиции. Буренков, Черёмушкин, ефрейтор Куц родом из Белой Церкви, и он сам привычно расположились в траншее соответственно своим местам. Бой грохотал на левом и правом флангах; снаряды и мины немцев методично выбивали засевших стрелков в развалинах домов, но здесь, на танкаевском рубеже до времени было тихо.

      …Все трое жадно следили за неугомонным Суфьянычем с двухколёсным ветераном «максимом». Под его умелыми жилистыми руками пулемёт споро распадался на части. Он вновь борзо собирал его чёткими, намертво заученными движениями, по-привычке в сотый раз объяснял устройство и назначение отдельных частей. Ревностно учил способам обращения, показывал правила наводки, прицела, объяснял меры деривации по траектории, предельную досягаемость в полёте пули. Повторял, как грамотно должно располагаться во время боя, чтобы не подвергаться поражению под обстрелом противника; сам ложился на рогожу под пулемётный щиток с облупившейся защитной краской, говорил о преимущественном выборе места, о расположении ящиков с лентами.

      Все, с кем проводил инструктаж старший сержант, усваивали сборку пулемёта легко, и уже через день два, щёлкали эту «науку», как семечки. Иначе обстояло дело с земляком Суфьяныча, – Петром Буренковым из Меседы. У того всё не клеилось, хоть лопни! Сколько ни показывал ему Нурмухамедов правила разборки, – никак не мог взять в толк, что зачем, путал, терялся, пыхтел, как самовар, и нервно говорил:

      – Вот ить, зараза! Опять не получатца! Ах, что я…кругом виноват…надо вот этого туда или сюда? Ох, беда…Опять не выходит, Суфьяныч! – теряя терпение,