Сны из пластилина. Данияр Дулатович Касымов

проще! Пусть будет сложнее, пусть не многое поменяю в своей жизни, но, возможно, таким образом, поменяю жизнь Дамира. Я должен быть ему примером, причем не на словах, а на деле. Да, не на словах, а на деле! Ах, как хочу, чтобы он был также «свободен», как тот ребенок из видео, который негодует от того, что ему рассказали про прошлое. Очень горько и грустно от того, что, если моему мальчику сказать такое же, боюсь, что он отнесется к этому спокойно, нормально. А это, – это как раз-таки и не нормально… Мама родная! Ну и расписался же! Если в первые дни еле-еле полстраницы набирал, будто и мыслей особых не было, то сейчас не заметил, как уже пару страниц начиркал! А раньше думал не мое это дело – дневники вести, мысли записывать, да и мыслить. А, нет! Все по силам, все нарабатывается! Ну все, Айгуль зовет спать!

      * * *

      Молодой человек быстро шел по коридору; его шаги по уложенному мрамором полу, усиленные акустикой от высоких потолков, гулко отдавались в воздухе, придавая, как ему казалось, значимость топоту его ног. Ему нравилось здесь слышать звук своих шагов. Немногие, пожалуй, обращали внимание на эту особенность здания, которую с первого же дня отметил он. Но это и немудрено, ибо слух у этого молодого человека был отменный, – музыкальный.

      От всего в этом здании веяло властью, начиная с самого строения, поистине исполинских размеров, вплоть до вешалки или дверной ручки каждого кабинета. Высокие потолки, широкие коридоры, неброские отделочные материалы образцового качества и представительский дизайн внутреннего интерьера придавали солидную или, лучше сказать, величественную атмосферу этому месту. Все было отделано с безупречным вкусом, но без мишуры. Даже запахи здесь были иные: вроде ничего особенного, но в воздухе витала монументальность.

      Похожий ореол парил и на улице, на подступах к зданию. Каждое утро, когда Марко, – именно так звали обладателя музыкального слуха, – сворачивал с проспекта Пятого Ноября в сторону центрального входа здания, невольно вытягивался струной, демонстрируя безупречную осанку, и внутренне весь подтягивался. И сам поворот – ах, этот поворот! Это простое движение в сторону этого здания, этот вираж, когда он отделялся от общего потока людей, спешащих на работу, щедро одаривал его необъяснимым чувством превосходства. Чувство, особенно усиливавшееся от случайных взглядов людей, которые он порой ловил в такой момент, полных восхищения, смешанных если не с завистью, то с некоторой толикой ревности. Неудивительно, ибо в этом здании определяли, как будут жить не только люди этого города, но и целых наций и государств.

      Здесь не бегали. Даже если очень спешили, передвигались сугубо шагом, пусть быстрым, но шагом. На первых порах, когда он торопился, он, бывало, трусил, но потом уловил, что этого делать не нужно; никто ему и слова не обронил на этот счет, он просто понял. Бег в этом здании не только «уменьшает» тебя лично, делая из тебя человека копошащегося, которому в этом здании не место, но и умаляет само здание, тогда