Полагаю, что в общей сложности я написал несколько сотен подобных опровержений – без всякого видимого эффекта.
Автору, наблюдающему, как «произнесенную им истину скручивают в силок для дураков», легко списать все на тупость равнодушных масс, которые стремятся только к одному – избавить себя от необходимости приноравливаться к изменившейся идее и поэтому ухватившихся за «спасительный обман». (Объявив новую идею смехотворной, нет нужды обдумывать ее.) Все это, быть может, и верно. Но я-то намеревался преподнести определенные политические истины так, чтобы прорваться сквозь путаницу массового сознания. Этот барьер нужно было преодолеть с самого начала. Однако сделать это не удалось. Чем же объясняется неудача?
Если на этот вопрос следует дать ответ и если этот мой опыт должен пролить свет на то, каким образом можно вызвать изменение политических идей (что и является нашей основной проблемой сегодня), то эту историю не следует сводить к одной лишь неудаче. Успех тоже кое-чему может нас научить.
Наряду с распространением этого мифа среди публики, не читающей книг, существовал огромный интерес, выказываемый теми, кто все-таки читал книги. Этот интерес породил «движение», описываемое в следующей главе, и – как только стали понятны итоги войны – к широкому признанию того факта, что события подтвердили идеи, содержащиеся в книге.
В 1920 г. «Дейли ньюс» (номер от 25 февраля), критически оценивая послевоенную ситуацию, замечает, что «после пяти с половиной лет забвения мистер Норман Энджелл вернулся… Его книга спровоцировала одну из величайших дискуссий нашего поколения. Нравится ему это или нет, но сегодня он – пророк, чьи пророчества осуществились… Едва ли можно развернуть свежую газету без того, чтобы не зацепиться взглядом за какое-либо новое подтверждение некогда презираемой и отвергаемой доктрины норман-энджеллизма». Главный редактор «Дейли ньюс» А. Г. Гардинер писал: «Это больше чем книга. Это часть грандиозного исторического эпизода, пережитого современным поколением, и все, что случилось со времени