Банемиды и впрямь являлись людьми, хотя природа малость поработала над ними. Их кости были шире и прочнее, сломать какую-нибудь из них было почти невозможно, за это они расплачивались худобой (в большинстве случаев) и некоторыми неудобными, с человеческой точки зрения, элементами тела, такими как ребра на шее и короткие костяные хвосты. Зато ростом даже самый низкий из них был выше среднего человека почти на две головы. Что уж говорить о тех некоторых особях этих существ, что в высоту были выше трех метров. Еще банемида можно было отличить по глазам. Красные зрачки несвойственны людям. Во времена Разделения мира историческая родина банемидов претерпела изрядные изменения, превратившись из приятных лесов и полей в жуткие зловонные болота, сделав своих обитателей злобными и замкнутыми. Говорят, что именно фактор изменения среды обитания сделал их непримиримыми врагами своих сородичей-людей. Как-никак, Темный Чародей был человеком, и из-за него мир изменил свой образ.
Увидев улыбку на лице своего спутника, Шейпли почувствовала наиострейшее любопытство. Ей так хотелось знать всё то, что было известно ему, но докучать расспросами она не рискнула. Она знала лишь, что пошла в сторону болот не только ради острых ощущений, а из-за странного и смутного чувства долга, ей самой непонятного.
Они шли не так уж быстро, и путь одолели не столь длинный, но ее ноги уже начинали ныть. Местность изменилась. На смену равнинам пришли возвышенности и холмы. Дорога петляла и устремлялась вверх, вниз, снова вверх – и так без конца. Да еще и солнце в этот день, видимо, вознамерилось растопить льды самого Фризенхайра.
– Ладно, красавица, сделаем привал вон под тем холмом, – он указал в сторону холма, отстоящего от дороги шагов на тридцать и окруженного кустарником. – А то ты ноги стопчешь, но об отдыхе и слова не скажешь.
Она залилась стыдливым румянцем и промямлила что-то невразумительное. А может, это его обращение к ней подлило красок на ее щеки?! Она и сама не знала толком, но ей вдруг стало тепло на душе. Все-таки иной раз случайное или безразличное, но мягкое и теплое слово может сделать на некоторое время сердце легким, а душу – открытой. К тому же ее так никто не называл, а сама она себя считала дурнушкой, когда смотрела на своих старших сестер. Наверное, из-за этого отец именно ей иной раз открывал основы ведения боя. Вновь провалившись в воспоминания о былой жизни и об отце, она и не заметила, как легкое тепло покинуло ее, освободив место меланхолии и апатии…
– Как тебя зовут?
Он неспешно поднял на нее взгляд, в котором сквозил холод.
– К чему оно тебе, мое имя?! – его глаза, казалось, пытались что-то найти в ее глазах, в ее душе.
– Просто было бы справедливо и мне узнать твое имя, после того как я назвала тебе свое. Разве нет?! – она с безразличным видом принялась жевать сухое яблоко, которое выудила из своей сумки.
Он