Ключ под ковриком. Сергей Александрович Падалкин

каялся и замаливал грехи на посту заместителя дьячка.

      Но вернёмся в наш. Уже четвёртый класс. Как раз распределяли, кому какой язык учить. Не знаю как у вас, а в нашей школе класс «А» это были мажоры, «Б» – подающие надежды, а «В» типа лучшее из оставшегося «Г». Разумеется, А и Б сидели на элитном английском, ну а мы осваивали немецкий на случай войны. Всё бы ничего, у нас в школе был даже заслуженный учитель Украинской ССР по физике, да вот ни одного учителя немецкого не было. Полгода мы радостно и весело валяли дурака, но однажды весной в час небывало жаркого рассвета вошла красивая тёха (тётя на тогдашней школьной фене), и на непонятном, но не украинском языке чего-то сказала.

      Ирина Павловна сразу откровенно призналась, что дойч у неё был вторым в университете и она его терпеть не может, давайте лучше я вас научу французскому. Учебный год подходил к финишу и терять время на буквы и прочую лабуду было некогда, и мы хором пели – нет, не гимн – а весёлые французские песенки. Прям как в фильме «Республика ШКИД». Были ли они (песенки) столь похабны, как в сценарии Пантелеева, нам неведомо, никто не понимал ни слова, но я до сих пор помню солнечную «Сюр лё пон, давиньон, они дансе тутанрон».

      На следующий год Ирина Павловна исчезла, и наши беспечные уроки французского прекратились. Нашли другую, ещё моложе и ещё красивее, и пока она пыталась как-то совладать с нашим развесёлым коллективом, прошло полгода, и выпускница запорожского педагогического загремела в декрет от физрука. Больше мы не видели их обоих.

      Директриса Жанна Андреевна была редкой самодурой. Вела русский язык и литературу, и такое впечатление, что старалась внушить страх и ненависть к этим предметам. Взгляд у неё был то стеклянный, то оловянный, а то и деревянный. Наверное, поэтому новую учительницу немецкого ждали долго. Да мы особо-то и не ждали.