В те времена чёрной икры на Азове добывалось много. Дети её ненавидели. Солёная и невкусная. Ведь куда лучше пломбир за двадцать копеек, особенно шоколадный. В магазине Гофмана, куда бабушка посылала за молоком и хлебом, к счастью, продавалась только кабачковая икра. Дети думали, что магазин называли в честь сказочника. Оказалось, по фамилии завмага. Завмаг этот был какой-то могущественный среди взрослых авторитет. Других деталей Лёсик не понимал, да и не особо интересовался. Сказано к Гофману – ну и айда босиком по тёплой грунтовой дороге. Возможно, икры в магазинчике не было потому, что она шла на экспорт. В старших классах Алексей уже знал, что спустя тридцать лет после войны людям нужнее были многоэтажки, заводы и санатории. Тем не менее, бабушка на свою скромную воспитательскую пенсию нет-нет, да и покупала пол-литровую банку малосольной зернистой, аж за тридцать рублей. У рыбаков из-за высокого портового забора. Не то, чтобы дед Коля с бабушкой были какими-то богачами. Бабушка после войны до самой пенсии и даже больше работала в интернате для детишек-сирот. У неё-то и своих детей было шестеро, и всё равно вдобавок чужих растила. Впрочем, какие же они чужие.
Дед учил Лёсика плавать, рыбачить, играть в шахматы и смотреть футбол. Это теперь Лёсик понимал, что надо болеть вместе с дедом за «Динамо» Тбилиси. А когда был маленький, спрашивал во время футбола у взрослых: где тут наши, а где немцы. До войны-то было рукой подать, по крайней мере во времени. В общем, дед болел за команду из города, где они с бабушкой познакомились в сорок четвёртом. Прямо в госпитале, куда дед Коля попал после тяжёлого ранения. Ну тогда, конечно, совсем не дед. Молодой неунывающий парень из таёжного посёлка.
Обычно у всех детей по две бабушки, – уже знал Лёсик. Но не всегда по два деда. Потому что один, а то и оба, могли оказаться погибшими на войне. Вторая бабушка Лёсика жила в деревне. Там было много удивительного и необычного. Огромная русская печь, как в сказке про Емелю. Необычный говор, смесь русского и украинского. А ещё корова с огромными очами и тёлка. Тёлку звали Лютка.
– Людка, Людка – повторял Лёсик, а деревенская бабушка улыбалась. И объясняла: Лютка, потому что родилась в лютом. По-украински значит в феврале. Март это березень, поэтому тёлка, рождённая в марте – Берёзка. Апрель – квитень, стало быть Квитка. Ну и Майка…
– Если родилась в мае! – догадался Лёсик. Хотя май на украинском был травень.
Обо всё этом и размышлял Алексей на своей первой школьной линейке. Вдруг из хрипящих репродукторов громко донёсся скрипучий голос грозной тётки с громоздкой высокой причёской. Это рыжее сооружение у неё на голове было похоже на Вавилонскую башню из журнала «Огонёк». Лёсик, впервые в жизни одетый в неудобный и нелепый костюм, немного испуганно оглядел новый для себя мир. Этот мир был огромный и шумный, и назывался школьный двор. Столько детей сразу Лёсик видел только по телевизору, когда показывали, например, столицу. А настоящих бледных москвичей летом очень много приезжало к ним в городок прямым поездом. Их на улице было видно сразу. Обгоревшие на солнце с непривычки и от нетерпения, в первые же дни отдыха. Красные, как варёные раки. Лёсик жалел наивных жителей столицы. Что за будни у них? Сплошные площади и колонные залы, только и делай что ходи на демонстрации, а моря-то и нет. Вот разве что парад на девятое мая, вот это да. Бравые подтянутые ветераны со сверкающими медалями, безукоризненно чеканящие шаг солдаты и так же безукоризненно отбивающие ритм военные оркестры. Не то, что на первом звонке сегодня. Шум, гвалт, как на птичьем рынке. Линейка уже заканчивалась грустной песенкой «Учат в школе». Ветерок с моря призывно зашелестел листами огромных тополей. Ну и хорошо, подумал Лёсик, было интересно, а теперь пойду-ка я на пляж. Но что это? Оказалось, что войти в школу было легко, а выйти непросто. Лёсику стало себя жалко. Он грустил, озирая огромный школьный двор, обнесённый кованой оградой.
Начались уроки. Учительница с трудно запоминающимся именем Лидия Хаджумаровна восторженно поведала, что весь год они будут учить буквы и к концу первого класса научатся читать. Лёсик читал уже давно, и ему стало скучно. Ну уж нет. Поброжу хоть по школьному двору, если на море нельзя, – встал тихонько Лёсик из-за парты и двинулся в коридор. Учительница застыла, долго соображала, что к чему, потом громко его одёрнула. Лёсик был в ступоре, на него никто никогда не кричал раньше. Что за день такой?
Наверное, поэтому на ближайшей перемене аккуратный первоклассник в новом костюмчике около школьного забора как бы невзначай подпрыгнул, вскарабкался на каменный парапет, и, прошмыгнув в дыру между коваными прутьями, выскользнул на волю. Перевёл дух. По эту сторону легче дышалось, и снова зашумело море. Тем временем раздался неприятный звонок на урок. Звучал совсем по-другому, чем перед этим на переменку. Малышня, повизгивая и толкаясь, как стайка гусят во дворе у деревенской